Исповедь анонима-клеветника: всю жизнь я посвятил другим!
Недавно на местном епархиальном собрании меня окрестили «деятелем сексуального просвещения». Нет, конечно, никто не делал официальных заявлений. И не владыка это сказал. А просто один из священников озвучил в смысле: «А вот говорят, что…»
Вот съездил, что называется, в школу, поговорил с девятиклассниками о браке, о внутренней красоте, о пользе целомудрия, о женственности и мужественности. Даже слово «секс» ни разу не произнес (наверное)! И ведь не было никого из взрослых, которые могли бы критически «заценить» произносимое мною, чтоб потом сделать взвешенное заключение! Но кто-то ляпнул, кто-то подхватил…
А ведь для меня такое обвинение – это уже рецидив (полгода назад мне уже пытались поставить в вину что-то похожее».
Интересно, что будет следующим? Какой-нибудь, наверное, «апостол сексуальности»?
А ведь хочется, до ужаса хочется посмотреть в глаза первоисточнику этих слухов! Взять его так за...
...руку, посадить перед собой и сказать: "Что же ты, ...
... неразобравшийся человек, спешишь с выводами-то, а?"
среда, 26 января 2011 г.
Не вырастать
Как-то за полмесяца мне с другом посчастливилось, добираясь автостопом, посетить 3 крупных молодежных слета. Везде мы видели внимательные глаза и почти физически ощущали, как наши слова погружаются в благодарную и мягкую почву сердец наших слушателей…
Мы говорили о христианстве и о нашем Деле, о том, что нам довелось пережить, и о том, как же это здорово – быть молодым и пытаться изменить этот мир к лучшему… Завершили свое турне мы совершенно пьяными от изумительного вкуса коктейля, состоящего из чувства нужности, радости успеха и ощущения выложенности «на все 100».
А чуть позже один солидный человек, занимающий значимый для нас пост, изрек в беседе с кем-то из наших друзей: «Детский сад все это. Автостоп и прочее. Настоящие миссионеры действуют не так!»
Я часто вспоминаю эту фразу – острую, как лезвие для бритвы, и противную, как неглубокие, сочащиеся липкой кровью порезы от этого лезвия… Конечно же, вряд ли этот человек хотел нас обидеть – он лишь высказывал свое мнение. И вполне возможно, что ни я, ни мой друг не тянем на звание настоящего миссионера. Но все же… Все же обидно!
Неужели не надо всего этого – изматывающих поездок на сухпайке (и это в лучшем случае)… волнения, доходящего до лихорадочного состояния перед каждым выступлением… ночей в мучительной бессоннице подготовки к каждой беседе?
Неужели правильнее отказаться от всех этих, может быть, и немного авантюрных попыток что-то сделать, просто стать солидным человеком и важно изрекать свое мнение, не замечая, как каждой фразой выдергивается по перышку из крыльев миссионерского вдохновения у тех, кто ими пользуется? Что ж, это многим кажется вполне благоразумным...
Но лично я твердо убежден – ничего по-настоящему большого не дано совершить человеку благоразумному! Авантюра, риск, дерзновение – все это, может, и признаки того, что можно снисходительно назвать «детским садом». Но в данном контексте я бы очень хотел как можно дольше «не вырастать»!
Как-то за полмесяца мне с другом посчастливилось, добираясь автостопом, посетить 3 крупных молодежных слета. Везде мы видели внимательные глаза и почти физически ощущали, как наши слова погружаются в благодарную и мягкую почву сердец наших слушателей…
Мы говорили о христианстве и о нашем Деле, о том, что нам довелось пережить, и о том, как же это здорово – быть молодым и пытаться изменить этот мир к лучшему… Завершили свое турне мы совершенно пьяными от изумительного вкуса коктейля, состоящего из чувства нужности, радости успеха и ощущения выложенности «на все 100».
А чуть позже один солидный человек, занимающий значимый для нас пост, изрек в беседе с кем-то из наших друзей: «Детский сад все это. Автостоп и прочее. Настоящие миссионеры действуют не так!»
Я часто вспоминаю эту фразу – острую, как лезвие для бритвы, и противную, как неглубокие, сочащиеся липкой кровью порезы от этого лезвия… Конечно же, вряд ли этот человек хотел нас обидеть – он лишь высказывал свое мнение. И вполне возможно, что ни я, ни мой друг не тянем на звание настоящего миссионера. Но все же… Все же обидно!
Неужели не надо всего этого – изматывающих поездок на сухпайке (и это в лучшем случае)… волнения, доходящего до лихорадочного состояния перед каждым выступлением… ночей в мучительной бессоннице подготовки к каждой беседе?
Неужели правильнее отказаться от всех этих, может быть, и немного авантюрных попыток что-то сделать, просто стать солидным человеком и важно изрекать свое мнение, не замечая, как каждой фразой выдергивается по перышку из крыльев миссионерского вдохновения у тех, кто ими пользуется? Что ж, это многим кажется вполне благоразумным...
Но лично я твердо убежден – ничего по-настоящему большого не дано совершить человеку благоразумному! Авантюра, риск, дерзновение – все это, может, и признаки того, что можно снисходительно назвать «детским садом». Но в данном контексте я бы очень хотел как можно дольше «не вырастать»!
четверг, 20 января 2011 г.
Чем измерить?
Одно из самых приятных чувств в этом мире – это, наверное, ощущение выполненной сполна работы. Только представьте: сидишь вот так на скамеечке около наконец-то построенного и обустроенного семейного гнезда и неспешно перебираешь в уме все-все этапы и ступени его возведения. А на веранде – супруга чай по чашечкам разливает. И яркое закатное солнце играет на гранях хрустальной вазы с пышным букетом выращенных тобою садовых цветов…
Или, к примеру, держишь в руках долгожданный диплом о законченном высшем образовании, смотришь, как вспотевшие от волнения пальцы оставляют легкие отпечатки на дерматине его обложки, и не веришь, что больше не надо пить вперемешку успокоительные и стимуляторы перед экзаменом и сотворять гениальные в своей простоте шпаргалки…
Или, вот, ты спускаешь в погреб последний в этом году мешок золотистой крупной картошки с твоих десяти соток, ощущаешь на губах мелкую земляную пыль и вспоминаешь отполированную твоими ладонями ручку верной подруги-лопаты… Да, успешный венец дела, которым долго и напряженно занимался – это подтверждение твоего существования на этой земле, свидетельство о качественности и вкусности твоей жизни. Ощущение законченности, подведение итога – это, мне кажется, одна из сильнейших психологических потребностей всякого человека.
Но как быть миссионеру? Можно ли вообще подвести итог определенному периоду в миссионерской работе? И чем тогда его измерить? Количеством мешков со сказанными словами? Общей яркостью слушательских глаз? Временем, которое ты тратил на нерадивое исплнение Божьего дела? Молчу об этом. Потому что не знаю. “Ай донт ноу...”
Одно из самых приятных чувств в этом мире – это, наверное, ощущение выполненной сполна работы. Только представьте: сидишь вот так на скамеечке около наконец-то построенного и обустроенного семейного гнезда и неспешно перебираешь в уме все-все этапы и ступени его возведения. А на веранде – супруга чай по чашечкам разливает. И яркое закатное солнце играет на гранях хрустальной вазы с пышным букетом выращенных тобою садовых цветов…
Или, к примеру, держишь в руках долгожданный диплом о законченном высшем образовании, смотришь, как вспотевшие от волнения пальцы оставляют легкие отпечатки на дерматине его обложки, и не веришь, что больше не надо пить вперемешку успокоительные и стимуляторы перед экзаменом и сотворять гениальные в своей простоте шпаргалки…
Или, вот, ты спускаешь в погреб последний в этом году мешок золотистой крупной картошки с твоих десяти соток, ощущаешь на губах мелкую земляную пыль и вспоминаешь отполированную твоими ладонями ручку верной подруги-лопаты… Да, успешный венец дела, которым долго и напряженно занимался – это подтверждение твоего существования на этой земле, свидетельство о качественности и вкусности твоей жизни. Ощущение законченности, подведение итога – это, мне кажется, одна из сильнейших психологических потребностей всякого человека.
Но как быть миссионеру? Можно ли вообще подвести итог определенному периоду в миссионерской работе? И чем тогда его измерить? Количеством мешков со сказанными словами? Общей яркостью слушательских глаз? Временем, которое ты тратил на нерадивое исплнение Божьего дела? Молчу об этом. Потому что не знаю. “Ай донт ноу...”
вторник, 18 января 2011 г.
Радостная ошибка
Один из основополагающих принципов нашей братской деятельности звучит так: «чтобы учить, надо любить и быть любимым». Когда-то я очень гордился тем, что именно в горне работы нашего Братства родилась эта изумительная идея, и что именно я ее сформулировал.
«Но ничто не ново под луной»! Однажды я узнал, что больше века тому назад святитель Иннокентий Аляскинский сказал молодому святителю Николаю Японскому: «Сначала полюби тех, кому хочешь рассказать о Христе, затем сделай так, чтобы они тебя полюбили, а потом говори им о Христе!»
Признаться, я нисколько не огорчился тем, что моя любимая мысль оказалась не моей. Наоборот – большая радость охватила мою душу: ведь если совпадают некоторые мысли людей, значит, есть шанс, что совпадут и их пути! Дай Бог, чтобы и путь нашего Братства хотя бы в некоторой степени повторил путь одного из этих столпов миссионерского служения!
Один из основополагающих принципов нашей братской деятельности звучит так: «чтобы учить, надо любить и быть любимым». Когда-то я очень гордился тем, что именно в горне работы нашего Братства родилась эта изумительная идея, и что именно я ее сформулировал.
«Но ничто не ново под луной»! Однажды я узнал, что больше века тому назад святитель Иннокентий Аляскинский сказал молодому святителю Николаю Японскому: «Сначала полюби тех, кому хочешь рассказать о Христе, затем сделай так, чтобы они тебя полюбили, а потом говори им о Христе!»
Признаться, я нисколько не огорчился тем, что моя любимая мысль оказалась не моей. Наоборот – большая радость охватила мою душу: ведь если совпадают некоторые мысли людей, значит, есть шанс, что совпадут и их пути! Дай Бог, чтобы и путь нашего Братства хотя бы в некоторой степени повторил путь одного из этих столпов миссионерского служения!
Личное неличное
Перед защитой моей семинарской дипломной работы один мудрый человек сказал мне приблизительно такую фразу: «Дипломку никогда не надо писать на тему, которой живешь – не так болезненно будет восприниматься критика». Я его, конечно же, не послушался (правда, никогда и не жалел об этом). Но вот что интересно – позже я всей площадью кожного покрова своего тела осознал смысл сказанного. И через это осознание столкнулся с одним жизненным парадоксом. Но обо всем по порядку.
Заниматься делом, которое любишь – ведь это счастье? Счастье. Видеть, как растет и правильно развивается то, во что ты когда-то вложил огромный кусок души – может ли что быть лучше? Вряд ли. А вот как ответить на вопрос: хорошо это или плохо – воспринимать твое общественное дело, как личное? Кто-то скажет, что, мол, о личном каждый заботится лучше, чем об общественном, и поэтому – чем ближе к сердцу дело, тем оно лучше идет…
Но с другой стороны – ведь любая деятельность связана с людьми, которые неизбежно допускают ошибки. И, относясь к делу очень трепетно, ты начинаешь ошибки своих коллег, напарников или подчиненных воспринимать как обиды лично тебе! Как здесь – и надо ли? – провести границу??
Больнее и ближе всего я воспринимаю уход из Братства. Знаю, что как бы ни старался, никогда не смогу понять его причин и мотивов. Смирюсь – да. Заживлю со временем рану – да. Но понять – нет, нет и еще раз нет!
Как можно уйти из Братства? Неужели это слово – пустой звук? Ведь братство – это не только название некоего объединения, сообщества, но и наименование отношений между людьми! Забыв о братстве, можно идти и дальше: забыть о дружбе, о сыновстве, о родительстве!
И вообще – уход человека из общего дела – это всегда маленькое предательство. Терять интерес – это не серьезно, бросать начатое – нечестно. Так и распадаются лучшие проекты, остаются неосуществимыми лучшие идеи, размывается общество.
Когда-то у меня был помощник, с которым я успел почти подружиться (без дружбы как делать общее дело-то?). Вместе мы, как говорится, съели не один пуд соли. И вот как-то, в самый «сезон» братской деятельности – после светлого праздника Пасхи, когда мы искали подарки для двух детских домов, собирались писать новую сценку и планировали серию поездок по детским домам и школам, лента моей жизни сделала два головокружительных витка: у меня родилась дочь (впервые в жизни!!!) и меня рукоположили в сан диакона. Я попросил напарника поддержать и по-возможности заменить меня в руководстве братской работой. Но он… ушел. Вообще ушел из Братства по странной просьбе «близкого ему человека».
Я думал, что не выдержу: двухнедельный сорокоуст (утром и вечером – довольно продолжительные монастырские богослужения), днем пытаюсь хоть как-то поддержать жену в уходе за дочерью, ночью – вычитываю необходимое молитвенное правило и пытаюсь писать сценарий. А еще поиск подарков, планирование и организация миссионерских поездок, а еще занятия в Академии… И жгучая обида, нестерпимой болью горящая в сердце.
Только благодаря Богу, жене и дочке я не сломался. Шрам же на сердце не заживает уже несколько лет, и до сих пор я не знаю – правильно ли это – жить тем, что делаешь, воспринимая свое дело, как что-то очень близкое и личное?
Перед защитой моей семинарской дипломной работы один мудрый человек сказал мне приблизительно такую фразу: «Дипломку никогда не надо писать на тему, которой живешь – не так болезненно будет восприниматься критика». Я его, конечно же, не послушался (правда, никогда и не жалел об этом). Но вот что интересно – позже я всей площадью кожного покрова своего тела осознал смысл сказанного. И через это осознание столкнулся с одним жизненным парадоксом. Но обо всем по порядку.
Заниматься делом, которое любишь – ведь это счастье? Счастье. Видеть, как растет и правильно развивается то, во что ты когда-то вложил огромный кусок души – может ли что быть лучше? Вряд ли. А вот как ответить на вопрос: хорошо это или плохо – воспринимать твое общественное дело, как личное? Кто-то скажет, что, мол, о личном каждый заботится лучше, чем об общественном, и поэтому – чем ближе к сердцу дело, тем оно лучше идет…
Но с другой стороны – ведь любая деятельность связана с людьми, которые неизбежно допускают ошибки. И, относясь к делу очень трепетно, ты начинаешь ошибки своих коллег, напарников или подчиненных воспринимать как обиды лично тебе! Как здесь – и надо ли? – провести границу??
Больнее и ближе всего я воспринимаю уход из Братства. Знаю, что как бы ни старался, никогда не смогу понять его причин и мотивов. Смирюсь – да. Заживлю со временем рану – да. Но понять – нет, нет и еще раз нет!
Как можно уйти из Братства? Неужели это слово – пустой звук? Ведь братство – это не только название некоего объединения, сообщества, но и наименование отношений между людьми! Забыв о братстве, можно идти и дальше: забыть о дружбе, о сыновстве, о родительстве!
И вообще – уход человека из общего дела – это всегда маленькое предательство. Терять интерес – это не серьезно, бросать начатое – нечестно. Так и распадаются лучшие проекты, остаются неосуществимыми лучшие идеи, размывается общество.
Когда-то у меня был помощник, с которым я успел почти подружиться (без дружбы как делать общее дело-то?). Вместе мы, как говорится, съели не один пуд соли. И вот как-то, в самый «сезон» братской деятельности – после светлого праздника Пасхи, когда мы искали подарки для двух детских домов, собирались писать новую сценку и планировали серию поездок по детским домам и школам, лента моей жизни сделала два головокружительных витка: у меня родилась дочь (впервые в жизни!!!) и меня рукоположили в сан диакона. Я попросил напарника поддержать и по-возможности заменить меня в руководстве братской работой. Но он… ушел. Вообще ушел из Братства по странной просьбе «близкого ему человека».
Я думал, что не выдержу: двухнедельный сорокоуст (утром и вечером – довольно продолжительные монастырские богослужения), днем пытаюсь хоть как-то поддержать жену в уходе за дочерью, ночью – вычитываю необходимое молитвенное правило и пытаюсь писать сценарий. А еще поиск подарков, планирование и организация миссионерских поездок, а еще занятия в Академии… И жгучая обида, нестерпимой болью горящая в сердце.
Только благодаря Богу, жене и дочке я не сломался. Шрам же на сердце не заживает уже несколько лет, и до сих пор я не знаю – правильно ли это – жить тем, что делаешь, воспринимая свое дело, как что-то очень близкое и личное?
После…
Хорошо отдохнуть на море – после долгих месяцев работы. Хорошо поесть сала с зеленым луком и душистым хлебом – после сенокоса знойным летним днем. Хорошо вновь заняться любимым делом – после недели, проведенной на больничном. Здесь везде определяющее слово – «после».
Согласитесь, есть особый вкус в ощущениях после того, как завершилось что-то значительное: праздник, свидание, учеба или что угодно другое. Люблю я это чувство. Как сейчас вспоминаю…
…Раннее утро, туман над полями, легкая изморозь в воздухе. Почти пустой вагон дизеля, и в усталой полудреме мы с Игорем… За плечами – полсотни шумных и напряженных часов в детском доме. Со старшими беседовали, с маленькими играли. Кого-то утешали, кого-то выслушивали, кого-то немного ругали. Ты был весь, как на боевом посту: каждое детское слово, обращенное к тебе – бесконечно значимо. Каждый взгляд – как экзамен, каждое твое движение несет какой-то смысл. Надо помнить игры, уметь зажечь любую компанию, ответить на любой вопрос…
Но сейчас все это – позади. Устали. Сильно устали, выдохлись… А в комнате общаги ждут пустые тетради и стопка книг: к утру надо сдать семестровое сочинение. А еще какие-то зачеты на неделе… И оценки должны быть хорошие – чтоб через неделю мы опять смогли вот так вот поехать к детям, оставив все в Семинарии… Эх, кому-то не так что-то ответил, кого-то обделил своим вниманием: следующий раз надо будет исправить… И стук колес поезда, и голодное урчание в животе, и сладкая-сладкая усталость после важного дела…
Хорошо отдохнуть на море – после долгих месяцев работы. Хорошо поесть сала с зеленым луком и душистым хлебом – после сенокоса знойным летним днем. Хорошо вновь заняться любимым делом – после недели, проведенной на больничном. Здесь везде определяющее слово – «после».
Согласитесь, есть особый вкус в ощущениях после того, как завершилось что-то значительное: праздник, свидание, учеба или что угодно другое. Люблю я это чувство. Как сейчас вспоминаю…
…Раннее утро, туман над полями, легкая изморозь в воздухе. Почти пустой вагон дизеля, и в усталой полудреме мы с Игорем… За плечами – полсотни шумных и напряженных часов в детском доме. Со старшими беседовали, с маленькими играли. Кого-то утешали, кого-то выслушивали, кого-то немного ругали. Ты был весь, как на боевом посту: каждое детское слово, обращенное к тебе – бесконечно значимо. Каждый взгляд – как экзамен, каждое твое движение несет какой-то смысл. Надо помнить игры, уметь зажечь любую компанию, ответить на любой вопрос…
Но сейчас все это – позади. Устали. Сильно устали, выдохлись… А в комнате общаги ждут пустые тетради и стопка книг: к утру надо сдать семестровое сочинение. А еще какие-то зачеты на неделе… И оценки должны быть хорошие – чтоб через неделю мы опять смогли вот так вот поехать к детям, оставив все в Семинарии… Эх, кому-то не так что-то ответил, кого-то обделил своим вниманием: следующий раз надо будет исправить… И стук колес поезда, и голодное урчание в животе, и сладкая-сладкая усталость после важного дела…
понедельник, 17 января 2011 г.
Гниль безразличия
Опять и опять возвращаюсь к больной для меня теме – бездействию многих православных христиан в современном мире.
Человек, знающий Бога (или, хотя бы о Его существовании), обладает бесценным сокровищем, ибо имеет связь с Источником жизни. Но, как говорится, знание обязывает: человек, узнавший Бога, тем самым подписал себе своеобразный приговор – приговор согласовывать свой путь с Его волей. Святой апостол Лука так прямо и говорит в своем варианте Евангелия, что с того, «кому дано много, много и потребуется», и с того, «кому много вверено, …больше взыщут» (Евангелие от Луки, 12:48).
И в самом деле – ведь не сможет человек, знающий о евангельских принципах построения жизни, на Великом и Страшном Суде в ответ на вопросительный взгляд очей Божьих сказать, невинно потупившись: «Прости, Господи, но я не знал ни Тебя, ни Твоей воли! Потому и не делал всего того, чего Ты ожидал от меня»!
Мы – христиане – всё знали: и о заповеди «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Евангелие от Матфея, 22:39), и о том, что «кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика… не потеряет награды своей» (Евангелие от Матфея, 10:42), и о повелении: «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Евангелие от Матфея, 28:19).
Тогда как мы объясним Богу – почему мы ничего этого не делали??? Нет способностей? Сил? Времени? Знаний? Это все – чистой воды отговорки. Просто все дело в том, что мы – теплохладны. Нам все равно – лишь бы отсидеться в тишине и спокойствии, где-нибудь в стороне от суеты и напряга... Но «хаты с краю» обычно предназначены под снос, и, согласитесь: не совсем приятно будет оказаться в них под конец этого мира.
Когда и как мы впустили в свои души эту разлагающую гниль безразличия – уже не имеет значения. Важно лишь то, что мы почти превратились в ту самую соль, потерявшую свою силу, о которой говорил Христос.
Но, пока мы живы, ведь еще не поздно все изменить: рядом полным-полно людей, которым мы можем помочь, которых можем поддержать, которым хотя бы просто можем облегчить жизнь. Но – время-то, время! С каждым ударом сердца, с каждым пульсом секундной стрелки шансов сделать это все меньше и меньше. Почему бы не сделать это прямо сегодня? В ближайшие пару часов, например?..
Опять и опять возвращаюсь к больной для меня теме – бездействию многих православных христиан в современном мире.
Человек, знающий Бога (или, хотя бы о Его существовании), обладает бесценным сокровищем, ибо имеет связь с Источником жизни. Но, как говорится, знание обязывает: человек, узнавший Бога, тем самым подписал себе своеобразный приговор – приговор согласовывать свой путь с Его волей. Святой апостол Лука так прямо и говорит в своем варианте Евангелия, что с того, «кому дано много, много и потребуется», и с того, «кому много вверено, …больше взыщут» (Евангелие от Луки, 12:48).
И в самом деле – ведь не сможет человек, знающий о евангельских принципах построения жизни, на Великом и Страшном Суде в ответ на вопросительный взгляд очей Божьих сказать, невинно потупившись: «Прости, Господи, но я не знал ни Тебя, ни Твоей воли! Потому и не делал всего того, чего Ты ожидал от меня»!
Мы – христиане – всё знали: и о заповеди «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Евангелие от Матфея, 22:39), и о том, что «кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика… не потеряет награды своей» (Евангелие от Матфея, 10:42), и о повелении: «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Евангелие от Матфея, 28:19).
Тогда как мы объясним Богу – почему мы ничего этого не делали??? Нет способностей? Сил? Времени? Знаний? Это все – чистой воды отговорки. Просто все дело в том, что мы – теплохладны. Нам все равно – лишь бы отсидеться в тишине и спокойствии, где-нибудь в стороне от суеты и напряга... Но «хаты с краю» обычно предназначены под снос, и, согласитесь: не совсем приятно будет оказаться в них под конец этого мира.
Когда и как мы впустили в свои души эту разлагающую гниль безразличия – уже не имеет значения. Важно лишь то, что мы почти превратились в ту самую соль, потерявшую свою силу, о которой говорил Христос.
Но, пока мы живы, ведь еще не поздно все изменить: рядом полным-полно людей, которым мы можем помочь, которых можем поддержать, которым хотя бы просто можем облегчить жизнь. Но – время-то, время! С каждым ударом сердца, с каждым пульсом секундной стрелки шансов сделать это все меньше и меньше. Почему бы не сделать это прямо сегодня? В ближайшие пару часов, например?..
О творчестве
Я всегда по-хорошему завидовал мастерам своего дела. Как же это здорово – привносить в мир что-то новое и совершенное! С чем сравнить чувства, которые испытывает художник после написания чудесной картины, композитор после создания прекрасной музыки, мастер после изготовления нужной детали? Как описать то ощущение, которое охватывает тебя, когда ты буквально чувствуешь, как в твоем творении пульсирует жизненная энергия? Поистине, сладость творения вряд ли можно сравнить с чем бы то ни было!
Но ведь есть много занятий, которые не приводят к созданию чего-либо видимого, слышимого или осязаемого. Как же достичь мастерства в них? Признаться, раньше это меня сильно беспокоило – ведь потребность творить заложена Творцом в самой сущности человека. А как эту потребность реализовать, к примеру, мне, когда все силы и мысли направлены исключительно на организацию деятельности нашего братства, которое, в свою очередь, не производит ничего материального, а занимается духовно-нравственным воспитанием детей и юношества? Мысль об этом поселилась у меня в голове и, наверное, в надежде на долговременное проживание там, потихоньку стала пускать корни.
Но однажды, после нескольких недель напряженной работы меня посетила интересная идея: а ведь создавать свой шедевр можно не только на чем-то материальном – полотне, камне, дереве или на чем-то другом. Его же можно воплощать прямо в жизни! И тогда именно жизнь выполняет функцию холста, на котором ты творишь. А оценить и полюбоваться таким произведением могут те, ради кого оно создавалось – люди.
Когда я понял эту замечательную вещь, то стал относиться к каждой задаче, которая возникает в процессе моей работы, как к материалу, из которого можно создать по-настоящему прекрасное произведение искусства. Инструментами в таком случае будут являться разум, общительность, чуткость к другому человеку, дерзание и, конечно же, сила воли. Вместо красок, глины или дерева можно использовать различные события, время и что-то материальное, вроде транспорта, палаток или гитары. А когда, наконец, все получается, и позади оказывается поездка, поход или концерт, то подобно любому другому мастеру, ты можешь всем своим существом почувствовать движение жизни в созданном тобою шедевре. И пусть твое творение хранится не в музее, не украшает парк и не лежит чернилами на листе бумаги: оно имеет бесконечно лучшее хранилище – память и души детей, для которых ты, собственно, и трудился.
Я всегда по-хорошему завидовал мастерам своего дела. Как же это здорово – привносить в мир что-то новое и совершенное! С чем сравнить чувства, которые испытывает художник после написания чудесной картины, композитор после создания прекрасной музыки, мастер после изготовления нужной детали? Как описать то ощущение, которое охватывает тебя, когда ты буквально чувствуешь, как в твоем творении пульсирует жизненная энергия? Поистине, сладость творения вряд ли можно сравнить с чем бы то ни было!
Но ведь есть много занятий, которые не приводят к созданию чего-либо видимого, слышимого или осязаемого. Как же достичь мастерства в них? Признаться, раньше это меня сильно беспокоило – ведь потребность творить заложена Творцом в самой сущности человека. А как эту потребность реализовать, к примеру, мне, когда все силы и мысли направлены исключительно на организацию деятельности нашего братства, которое, в свою очередь, не производит ничего материального, а занимается духовно-нравственным воспитанием детей и юношества? Мысль об этом поселилась у меня в голове и, наверное, в надежде на долговременное проживание там, потихоньку стала пускать корни.
Но однажды, после нескольких недель напряженной работы меня посетила интересная идея: а ведь создавать свой шедевр можно не только на чем-то материальном – полотне, камне, дереве или на чем-то другом. Его же можно воплощать прямо в жизни! И тогда именно жизнь выполняет функцию холста, на котором ты творишь. А оценить и полюбоваться таким произведением могут те, ради кого оно создавалось – люди.
Когда я понял эту замечательную вещь, то стал относиться к каждой задаче, которая возникает в процессе моей работы, как к материалу, из которого можно создать по-настоящему прекрасное произведение искусства. Инструментами в таком случае будут являться разум, общительность, чуткость к другому человеку, дерзание и, конечно же, сила воли. Вместо красок, глины или дерева можно использовать различные события, время и что-то материальное, вроде транспорта, палаток или гитары. А когда, наконец, все получается, и позади оказывается поездка, поход или концерт, то подобно любому другому мастеру, ты можешь всем своим существом почувствовать движение жизни в созданном тобою шедевре. И пусть твое творение хранится не в музее, не украшает парк и не лежит чернилами на листе бумаги: оно имеет бесконечно лучшее хранилище – память и души детей, для которых ты, собственно, и трудился.
О «законе Данте»
Я отчетливо понимаю, что работа с молодежью и детьми – это не единственная и, может быть (хотя я в это и не верю), не самая главная задача, стоящая сегодня перед Православной Церковью. Но каковы бы ни были эти задачи, над их решением должны трудиться все члены Церкви – каждый по своим возможностям.
Но… Но как-то не так происходит на самом деле: есть слишком уж много христиан, которые держатся в стороне от церковных и народных проблем. Хотелось бы, чтобы каждый из них почаще вспоминал афоризм, который принадлежит Данте Алигьери: «Самое жаркое место в аду предназначено для тех, кто во времена нравственного кризиса сохраняет нейтралитет».
Я отчетливо понимаю, что работа с молодежью и детьми – это не единственная и, может быть (хотя я в это и не верю), не самая главная задача, стоящая сегодня перед Православной Церковью. Но каковы бы ни были эти задачи, над их решением должны трудиться все члены Церкви – каждый по своим возможностям.
Но… Но как-то не так происходит на самом деле: есть слишком уж много христиан, которые держатся в стороне от церковных и народных проблем. Хотелось бы, чтобы каждый из них почаще вспоминал афоризм, который принадлежит Данте Алигьери: «Самое жаркое место в аду предназначено для тех, кто во времена нравственного кризиса сохраняет нейтралитет».
О слушателях и говорящих
Я преклоняюсь перед великими мастерами произносимого слова – святителем Иоанном Златоустом, Марком Туллием Цицероном, Анатолием Федоровичем Кони, Федором Никифоровичем Плевако. Преклоняюсь, потому что завидую по-хорошему их таланту, потому – что самому приходится говорить о чем-то в залах, наполненных детьми и молодежью…
Признаться, каждое такое выступление – это каждый раз для меня сильнейшее эмоциональное потрясение. К примеру, выступаешь в ПТУ. Выглянешь так из-за кулис, а в несколькосотенном зале – чего только не происходит! Кто-то с товарищем в картишки перебрасывается, какая-то компания галдит, кто-то просто откровенно дремлет, у кого-то на соседнем ряду любовь сидит… А воздух… Воздух просто насквозь пропитан удивлением и невысказанными вопросами, типа: «Что мы тут забыли? Лучше бы пораньше домой отпустили!»
У самого же, хоть это, может, и пятидесятое выступление, – предательская слабость в руках и ногах, а в сердце – легкий такой салат из росточков паники и листочков ужаса: «Ну что, что я им скажу?! Конец учебного дня – каждому из сидящих в зале вполне законно хочется побыстрее оказаться за поднадоевшими за шесть уроков стенами… А тут – какой-то зануда в рясе!» И как раз перед тем, как я собираюсь вспомнить, с какой шутки планировал начать лекцию, дежурный педагог подает знак, что пора начинать. В голове только и пульсирует: «Господи! Выручай!!!»…
Организм, чувствуя крайнее напряжение души, выбрасывает в кровь добрый стакан адреналина… И уже через несколько минут я – это не я. В голове как будто работает пара двуядерных процессоров, сердце превратилось в урановый генератор энергии, а тело слушается будто не меня, а учебник актерского мастерства мэтра Станиславского… Говоришь, и чувствуешь каждого из сидящих в зале – их глаза, выражение лиц, настроенность… Ты весь – одно сплошное желание: «Только бы поняли! Только бы дошло!»
Каждая такая лекция – это сложное состязание, в котором противниками говорящего выступают сразу несколько весьма влиятельных врагов, собирающихся разбить лагеря прямо в аудитории: скука, сонливость, усталость, безразличие, предубежденность и скепсис.
Удалось увлечь аудиторию, удержал в течение часа внимание слушателей, увидел в их глазах осознание и понимание – молодец! Ты послужил хорошим инструментом в руках Господа. Но если случился провал, если ты не смог заинтересовать, зажечь, увлечь – виноват ты. Аудитория была неотзывчивой? А ты ожидал чего? Шквала оваций при виде тебя? Радостных лиц от одной встречи с тобой?..
Я глубоко убежден, что пока человек не достиг святости, когда каждая его фраза будет настолько проникнута любовью, что сможет перевернуть сердце любого человека, он должен тщательно и долго готовиться к каждому выступлению перед большой аудиторией. Но мало только подготовить информацию. Надо продумать свое перемещение по залу, мимику и интонацию – эти мощнейшие средства воздействия на публику. Надо запастись несколькими дерзкими мыслями, задиристыми фразами и шутками – они помогут вытащить слушателя из болота сонливости. Обязательно следует запастись «НЗ» – двумя-тремя очень сильными по эмоциональному воздействию на предполагаемую аудиторию жизненными историями на соответствующую тему (они пригодятся, когда лекция будет на грани провала)… И выходить к слушателям можно только в том случае, если ты будешь сам очень неплохо владеть контраргументацией к собственным мыслям и идеям.
Да, сложнейшее это искусство – умение говорить! Но я глубоко убежден, что труды, затраченные на постижение риторики, окупятся с лихвой. Не зря в одной восточной притче некий претендент на престол выбрал себе в помощники не армию, а талантливого оратора. И победил всех конкурентов! Воистину: владеющий словом – владеет умами.
Я преклоняюсь перед великими мастерами произносимого слова – святителем Иоанном Златоустом, Марком Туллием Цицероном, Анатолием Федоровичем Кони, Федором Никифоровичем Плевако. Преклоняюсь, потому что завидую по-хорошему их таланту, потому – что самому приходится говорить о чем-то в залах, наполненных детьми и молодежью…
Признаться, каждое такое выступление – это каждый раз для меня сильнейшее эмоциональное потрясение. К примеру, выступаешь в ПТУ. Выглянешь так из-за кулис, а в несколькосотенном зале – чего только не происходит! Кто-то с товарищем в картишки перебрасывается, какая-то компания галдит, кто-то просто откровенно дремлет, у кого-то на соседнем ряду любовь сидит… А воздух… Воздух просто насквозь пропитан удивлением и невысказанными вопросами, типа: «Что мы тут забыли? Лучше бы пораньше домой отпустили!»
У самого же, хоть это, может, и пятидесятое выступление, – предательская слабость в руках и ногах, а в сердце – легкий такой салат из росточков паники и листочков ужаса: «Ну что, что я им скажу?! Конец учебного дня – каждому из сидящих в зале вполне законно хочется побыстрее оказаться за поднадоевшими за шесть уроков стенами… А тут – какой-то зануда в рясе!» И как раз перед тем, как я собираюсь вспомнить, с какой шутки планировал начать лекцию, дежурный педагог подает знак, что пора начинать. В голове только и пульсирует: «Господи! Выручай!!!»…
Организм, чувствуя крайнее напряжение души, выбрасывает в кровь добрый стакан адреналина… И уже через несколько минут я – это не я. В голове как будто работает пара двуядерных процессоров, сердце превратилось в урановый генератор энергии, а тело слушается будто не меня, а учебник актерского мастерства мэтра Станиславского… Говоришь, и чувствуешь каждого из сидящих в зале – их глаза, выражение лиц, настроенность… Ты весь – одно сплошное желание: «Только бы поняли! Только бы дошло!»
Каждая такая лекция – это сложное состязание, в котором противниками говорящего выступают сразу несколько весьма влиятельных врагов, собирающихся разбить лагеря прямо в аудитории: скука, сонливость, усталость, безразличие, предубежденность и скепсис.
Удалось увлечь аудиторию, удержал в течение часа внимание слушателей, увидел в их глазах осознание и понимание – молодец! Ты послужил хорошим инструментом в руках Господа. Но если случился провал, если ты не смог заинтересовать, зажечь, увлечь – виноват ты. Аудитория была неотзывчивой? А ты ожидал чего? Шквала оваций при виде тебя? Радостных лиц от одной встречи с тобой?..
Я глубоко убежден, что пока человек не достиг святости, когда каждая его фраза будет настолько проникнута любовью, что сможет перевернуть сердце любого человека, он должен тщательно и долго готовиться к каждому выступлению перед большой аудиторией. Но мало только подготовить информацию. Надо продумать свое перемещение по залу, мимику и интонацию – эти мощнейшие средства воздействия на публику. Надо запастись несколькими дерзкими мыслями, задиристыми фразами и шутками – они помогут вытащить слушателя из болота сонливости. Обязательно следует запастись «НЗ» – двумя-тремя очень сильными по эмоциональному воздействию на предполагаемую аудиторию жизненными историями на соответствующую тему (они пригодятся, когда лекция будет на грани провала)… И выходить к слушателям можно только в том случае, если ты будешь сам очень неплохо владеть контраргументацией к собственным мыслям и идеям.
Да, сложнейшее это искусство – умение говорить! Но я глубоко убежден, что труды, затраченные на постижение риторики, окупятся с лихвой. Не зря в одной восточной притче некий претендент на престол выбрал себе в помощники не армию, а талантливого оратора. И победил всех конкурентов! Воистину: владеющий словом – владеет умами.
воскресенье, 16 января 2011 г.
Очень непростая школа
Работа с детьми-сиротами – это очень непростая школа, особенностью которой являются ежедневные экзамены и ежечасные контрольные работы, причем иногда по теме, которую ты еще даже не проходил. Оценки в этой школе не отличаются разнообразием: либо у тебя все получилось на «отлично», либо ты допустил ошибку и в лучшем случае получил «кол» (в худшем – тебя выгоняют из школы).
Почему школа? Все просто. Человек, который постоянно находится в контакте с детьми-сиротами, довольно сильно меняется. Во-первых, его сердце закаляется и покрывается рубцами. Какие, к примеру, чувства овладеют вами, когда вы узнаете подробности из жизни ребенка-сироты: мама зарезала папу при детях, отчим-алкоголик подвергал насилию, сестра работала проституткой, чтобы прокормить младших детей и т. д.? Нормальный человек переполнится жалостью, услышав все это. А вот жалости испытывать как раз и нельзя! Ваша жалость помешает вам трезво наказывать или поощрять ребенка, ваша жалость позволит ему интуитивно выбрать потребительский стиль общения с вами, ваша жалость не позволит вам источать жизнелюбие и радость, которые так необходимы в работе с детьми. А подавление добрых чувств неминуемо оставляет на сердце рубцы – отсюда и закалка сердца.
Во-вторых, вы учитесь большо-о-ому терпению: попробуйте сдержать все отрицательные эмоции, видя, как вас кто-то обманывает или использует в своих целях, как ваши тяжелейшие воспитательные усилия долго не приносят видимых результатов, как горят жестокостью, черствостью и просто безграничным упрямством детские глаза! Попробуйте в состоянии крайнего возмущения и сильной обиды напомнить себе, что злость надо направлять на поступок ребенка, а не на него самого! Научиться этому непросто.
В-третьих, вы привыкаете следить за собой: к вам постоянно обращены десятки пар детских глаз. Достаточно всего лишь одного поступка, который просто может быть неверно истолкован детьми – и вашему авторитету будет нанесен непоправимый ущерб.
Перечисленное выше – всего лишь небольшая часть предметов, изучаемых в описываемой мною школе жизни. И все они – как на подбор: один сложнее другого…
Почему в нашей школе так часты экзамены и контрольные работы? А потому, что почти каждый час вам приходится принимать решения, которые требуют мобилизации всех ваших знаний, умений и способностей. Вот, к примеру, вы пошли с малознакомыми детьми в поход. Нужно носить дрова и готовить пищу, а на вашу просьбу вы получаете хорошо замаскированное предложение идти куда-нибудь подальше… Ваши действия? Заставлять силой, делая невозможным дальнейший душевный контакт с детьми? Делать все самому, теряя авторитет? Уговаривать? А как? Вы детям еще не друг, пригрозить ничем для них значимым не можете… Вот и экзамен. Неправильное решение либо отдалит от вас ребенка (это и есть «кол»), либо вообще возведет между вами непреодолимую стену (это равносильно исключению из школы). А ведь очень часто случается то, к чему вы не были готовы; то, о чем хотели подумать только завтра, то, что вы «еще не проходили»…
При таком раскладе каждая ваша серьезная беседа с кем-то из детей, каждое мероприятие, каждая проблема – это проверка вашего права идти дальше, проверка – можете ли вы делать и завтра то, что делаете сегодня.
Вообще же, людей, работающих с детьми-сиротами, я склонен считать представителями некоего особого народа, заметно отличающегося от других жителей нашей страны. Почему – объяснить трудно. Просто надо самому попробовать войти в их ряды – тогда станет понятнее.
Работа с детьми-сиротами – это очень непростая школа, особенностью которой являются ежедневные экзамены и ежечасные контрольные работы, причем иногда по теме, которую ты еще даже не проходил. Оценки в этой школе не отличаются разнообразием: либо у тебя все получилось на «отлично», либо ты допустил ошибку и в лучшем случае получил «кол» (в худшем – тебя выгоняют из школы).
Почему школа? Все просто. Человек, который постоянно находится в контакте с детьми-сиротами, довольно сильно меняется. Во-первых, его сердце закаляется и покрывается рубцами. Какие, к примеру, чувства овладеют вами, когда вы узнаете подробности из жизни ребенка-сироты: мама зарезала папу при детях, отчим-алкоголик подвергал насилию, сестра работала проституткой, чтобы прокормить младших детей и т. д.? Нормальный человек переполнится жалостью, услышав все это. А вот жалости испытывать как раз и нельзя! Ваша жалость помешает вам трезво наказывать или поощрять ребенка, ваша жалость позволит ему интуитивно выбрать потребительский стиль общения с вами, ваша жалость не позволит вам источать жизнелюбие и радость, которые так необходимы в работе с детьми. А подавление добрых чувств неминуемо оставляет на сердце рубцы – отсюда и закалка сердца.
Во-вторых, вы учитесь большо-о-ому терпению: попробуйте сдержать все отрицательные эмоции, видя, как вас кто-то обманывает или использует в своих целях, как ваши тяжелейшие воспитательные усилия долго не приносят видимых результатов, как горят жестокостью, черствостью и просто безграничным упрямством детские глаза! Попробуйте в состоянии крайнего возмущения и сильной обиды напомнить себе, что злость надо направлять на поступок ребенка, а не на него самого! Научиться этому непросто.
В-третьих, вы привыкаете следить за собой: к вам постоянно обращены десятки пар детских глаз. Достаточно всего лишь одного поступка, который просто может быть неверно истолкован детьми – и вашему авторитету будет нанесен непоправимый ущерб.
Перечисленное выше – всего лишь небольшая часть предметов, изучаемых в описываемой мною школе жизни. И все они – как на подбор: один сложнее другого…
Почему в нашей школе так часты экзамены и контрольные работы? А потому, что почти каждый час вам приходится принимать решения, которые требуют мобилизации всех ваших знаний, умений и способностей. Вот, к примеру, вы пошли с малознакомыми детьми в поход. Нужно носить дрова и готовить пищу, а на вашу просьбу вы получаете хорошо замаскированное предложение идти куда-нибудь подальше… Ваши действия? Заставлять силой, делая невозможным дальнейший душевный контакт с детьми? Делать все самому, теряя авторитет? Уговаривать? А как? Вы детям еще не друг, пригрозить ничем для них значимым не можете… Вот и экзамен. Неправильное решение либо отдалит от вас ребенка (это и есть «кол»), либо вообще возведет между вами непреодолимую стену (это равносильно исключению из школы). А ведь очень часто случается то, к чему вы не были готовы; то, о чем хотели подумать только завтра, то, что вы «еще не проходили»…
При таком раскладе каждая ваша серьезная беседа с кем-то из детей, каждое мероприятие, каждая проблема – это проверка вашего права идти дальше, проверка – можете ли вы делать и завтра то, что делаете сегодня.
Вообще же, людей, работающих с детьми-сиротами, я склонен считать представителями некоего особого народа, заметно отличающегося от других жителей нашей страны. Почему – объяснить трудно. Просто надо самому попробовать войти в их ряды – тогда станет понятнее.
Зараза безличной серости
Характерной чертой нашего времени является обезличивание: многие слушают одинаковую музыку, смотрят одни и те же телепередачи, читают одни и те же газеты и, как результат всего перечисленного, имеют одинаковое мнение. Прямо как в анекдоте, где один молодой человек сообщает другому, что решил жениться. Второй ему возражает: «Зачем? Что ты в своей избраннице нашел особенного? Чем она отличается от всех других девушек?!» - «Она не смотрит «Дом-2»…» - «Слушай, женись! Женись немедленно!! Другой такой не найдешь!»
От однообразия вкусов и интересов люди становятся скучными, а их характеры – невыразительными…
Но хуже всего, когда зараза серости поселяется в душе будущего священника. Мне кажется, что у любого человека, а тем более у семинариста, обязательно должно быть какое-нибудь хобби или увлечение. В крайнем случае, нужно хотя бы интересоваться регулярно чем-то. Если ты собираешься работать с людьми, то обязательно должен повышать свой кругозор, целенаправленно работать над своим не только духовным, но и душевным, интеллектуальным развитием – иначе кому ты будешь интересен? Не интересуясь ничем сам, кого сможешь заинтересовать?
Втройне все сказанное важно в работе с детьми: они вовсе не уверены, что тебя надо обязательно слушать, если ты им что-то говоришь от имени Церкви. К великому сожалению, для детей, не имеющих опыта церковной или просто христианской жизни, ни Священное Писание, ни церковное Предание, ни труды отцов – не являются чем-то авторитетным сами по себе. Точно так же и человек в подряснике для них далеко не всегда внушает уважение и доверие. Чтобы стать для детей кем-то значимым и сделать авторитетными свои слова, надо сперва подружится с ними или чем-то по-хорошему впечатлить. После этого уважение вполне может распространиться с уважаемого человека на его взгляды и проповедуемое им учение.
Характерной чертой нашего времени является обезличивание: многие слушают одинаковую музыку, смотрят одни и те же телепередачи, читают одни и те же газеты и, как результат всего перечисленного, имеют одинаковое мнение. Прямо как в анекдоте, где один молодой человек сообщает другому, что решил жениться. Второй ему возражает: «Зачем? Что ты в своей избраннице нашел особенного? Чем она отличается от всех других девушек?!» - «Она не смотрит «Дом-2»…» - «Слушай, женись! Женись немедленно!! Другой такой не найдешь!»
От однообразия вкусов и интересов люди становятся скучными, а их характеры – невыразительными…
Но хуже всего, когда зараза серости поселяется в душе будущего священника. Мне кажется, что у любого человека, а тем более у семинариста, обязательно должно быть какое-нибудь хобби или увлечение. В крайнем случае, нужно хотя бы интересоваться регулярно чем-то. Если ты собираешься работать с людьми, то обязательно должен повышать свой кругозор, целенаправленно работать над своим не только духовным, но и душевным, интеллектуальным развитием – иначе кому ты будешь интересен? Не интересуясь ничем сам, кого сможешь заинтересовать?
Втройне все сказанное важно в работе с детьми: они вовсе не уверены, что тебя надо обязательно слушать, если ты им что-то говоришь от имени Церкви. К великому сожалению, для детей, не имеющих опыта церковной или просто христианской жизни, ни Священное Писание, ни церковное Предание, ни труды отцов – не являются чем-то авторитетным сами по себе. Точно так же и человек в подряснике для них далеко не всегда внушает уважение и доверие. Чтобы стать для детей кем-то значимым и сделать авторитетными свои слова, надо сперва подружится с ними или чем-то по-хорошему впечатлить. После этого уважение вполне может распространиться с уважаемого человека на его взгляды и проповедуемое им учение.
пятница, 14 января 2011 г.
Парадокс
Хорошо, когда человек любит дело, которым занимается. Еще лучше, когда он не может жить без своей работы. А бывает так, что тяжело, очень тяжело нести какую-то ношу по жизни, но ты настолько с ней сросся, что она, ноша эта, стала уже частью твоего существа.
Иногда кажется, что твой предел – он уже совсем близко, что стоит протянуть руку, и можно потрогать границу твоих возможностей, что уже видно дно в чаше твоей жизненной силы!
Решаешь тихонько так отойти от дел, прилечь где-нибудь на дне… Но уже буквально через день начинаешь тяготиться спокойной жизнью, искать новые способы работы, планировать график занятости на следующую часть жизни.
Хорошо, когда человек любит дело, которым занимается. Еще лучше, когда он не может жить без своей работы. А бывает так, что тяжело, очень тяжело нести какую-то ношу по жизни, но ты настолько с ней сросся, что она, ноша эта, стала уже частью твоего существа.
Иногда кажется, что твой предел – он уже совсем близко, что стоит протянуть руку, и можно потрогать границу твоих возможностей, что уже видно дно в чаше твоей жизненной силы!
Решаешь тихонько так отойти от дел, прилечь где-нибудь на дне… Но уже буквально через день начинаешь тяготиться спокойной жизнью, искать новые способы работы, планировать график занятости на следующую часть жизни.
О ревности
Бывает часто так, что делаешь замечание человеку, но на самом деле не заботу о нем проявляешь, а свое самолюбие тешишь. Или возьмем ту же ревность. Странное это чувство, почти всегда неоднозначно: очень уж бывает непросто определить почву, которая его питает.
Кстати, о ревности. Мне – да, наверное, и другим ребятам из нашего Братства –приходится испытывать это чувство довольно часто. Вот и сейчас в сердце разжигается огонь негодования: в детский дом опять приезжали пятидесятники. «Реакция детей?» – «Сказали, что им понравилось…»
Понравилось?! Как понравилось? Почему? Ведь это наши приезды детям всегда нравились! А тут «какие-то пятидесятники»… И начинается она – ревность. Причем, на наш взгляд, совершенно справедливая и законная: «Как же так? Если дети от нас узнали о Боге и Православии, то почему они слушают еще кого-то, говорящего о Боге совсем по-другому??» Еще недавно дети нам говорили, что нас – семинаристов – они любят больше, чем других приезжих гостей, потому что мы – «свои, настоящие»! А сейчас…
Но – стоп! А действительно ли правильную ревность я испытываю? Вот, к примеру, мы дружим с детьми, учим их каким-то жизненным законам, делимся радостью знания Бога. Потом кто-то из детей выпускается из тепличных условий детдома и оказывались на голых утесах реальности, под жестоким натиском ветра проблем.
Мы стараемся держать с кем-то из ребят связь, общаемся, видимся время от времени… Но это все, что мы пока можем, и этого явно недостаточно для действительно значимой поддержки бывшего детдомовца. Конечно, не одни мы занимаемся деятельностью подобного рода, но в любом случае число людей в нашей Церкви, сотрудничающих с детскими учреждениями интернатного типа, неизмеримо меньше числа детей-сирот (которых, кстати, по статистике 2008 года, больше 32-х тысяч). При таком соотношении сил сложно надеяться на что-то действительно масштабно-серьезное.
Зная, что не всегда будем рядом, мы стараемся приучить детей к мысли о том, что они могут найти поддержку в православном храме, всегда могут обратиться к священнику за помощью. Но попасть простому и часто замкнутому подростку на прием к занятому приходскими заботами батюшке довольно сложно, а старые знакомые из пятидесятнического лагеря – пожалуйста, вот они: регулярно звонят, приглашают придти в гости, предлагают всяческую помощь.
Совершенно естественно, что дети идут к ним и находят то, без чего такой серой казалась их жизнь: человеческое тепло, дружбу и неравнодушие, не говоря уже о простой помощи.
Многие мои знакомые священники и миряне, когда узнают о регулярных приездах в детские дома протестантов и пятидесятников с возмущением и негодованием реагируют на это, предлагают поговорить с администрацией того или иного детского дома или школы-интерната, объяснить детям, что «это – сектанты, что их убеждения – не совсем правильные, что дружить с ними – плохо»…
Ну а что дальше? Здесь выбор до обиды прост: либо никто, либо КТО-ТО ДРУГОЙ, не православный. Ты заберешь у детдомовцев друзей-пятидесятников, а что дашь взамен? Два-три (в лучшем случае) своих приезда? Несколько иконок и детских книжечек? И все?! И по-прежнему только один из пяти выпускников детдома смогут построить себе полноценную, счастливую жизнь?! В таком случае лучше спокойно пить у себя дома чай, соблюдать посты и наслаждаться мыслью, что ты – «православный христианин». «При чем тут дела? Ведь главное – вера!»
Но все чаще и чаще мне в голову закрадывается предательская мысль: в то время, как мы – православные – спим, так ли уж плохи эти молодые ребята-пятидесятники, которые не ограничиваются «чаепитием и чтением Священного Писания по выходным дням», а идут и претворяют свою веру в дела, помогая вчерашним детдомовцам занять достойное место в жизни?
В завершение скажу одно: мои рассуждения – это крик души. Крик, вызванный болью. Sapienti sat!
Бывает часто так, что делаешь замечание человеку, но на самом деле не заботу о нем проявляешь, а свое самолюбие тешишь. Или возьмем ту же ревность. Странное это чувство, почти всегда неоднозначно: очень уж бывает непросто определить почву, которая его питает.
Кстати, о ревности. Мне – да, наверное, и другим ребятам из нашего Братства –приходится испытывать это чувство довольно часто. Вот и сейчас в сердце разжигается огонь негодования: в детский дом опять приезжали пятидесятники. «Реакция детей?» – «Сказали, что им понравилось…»
Понравилось?! Как понравилось? Почему? Ведь это наши приезды детям всегда нравились! А тут «какие-то пятидесятники»… И начинается она – ревность. Причем, на наш взгляд, совершенно справедливая и законная: «Как же так? Если дети от нас узнали о Боге и Православии, то почему они слушают еще кого-то, говорящего о Боге совсем по-другому??» Еще недавно дети нам говорили, что нас – семинаристов – они любят больше, чем других приезжих гостей, потому что мы – «свои, настоящие»! А сейчас…
Но – стоп! А действительно ли правильную ревность я испытываю? Вот, к примеру, мы дружим с детьми, учим их каким-то жизненным законам, делимся радостью знания Бога. Потом кто-то из детей выпускается из тепличных условий детдома и оказывались на голых утесах реальности, под жестоким натиском ветра проблем.
Мы стараемся держать с кем-то из ребят связь, общаемся, видимся время от времени… Но это все, что мы пока можем, и этого явно недостаточно для действительно значимой поддержки бывшего детдомовца. Конечно, не одни мы занимаемся деятельностью подобного рода, но в любом случае число людей в нашей Церкви, сотрудничающих с детскими учреждениями интернатного типа, неизмеримо меньше числа детей-сирот (которых, кстати, по статистике 2008 года, больше 32-х тысяч). При таком соотношении сил сложно надеяться на что-то действительно масштабно-серьезное.
Зная, что не всегда будем рядом, мы стараемся приучить детей к мысли о том, что они могут найти поддержку в православном храме, всегда могут обратиться к священнику за помощью. Но попасть простому и часто замкнутому подростку на прием к занятому приходскими заботами батюшке довольно сложно, а старые знакомые из пятидесятнического лагеря – пожалуйста, вот они: регулярно звонят, приглашают придти в гости, предлагают всяческую помощь.
Совершенно естественно, что дети идут к ним и находят то, без чего такой серой казалась их жизнь: человеческое тепло, дружбу и неравнодушие, не говоря уже о простой помощи.
Многие мои знакомые священники и миряне, когда узнают о регулярных приездах в детские дома протестантов и пятидесятников с возмущением и негодованием реагируют на это, предлагают поговорить с администрацией того или иного детского дома или школы-интерната, объяснить детям, что «это – сектанты, что их убеждения – не совсем правильные, что дружить с ними – плохо»…
Ну а что дальше? Здесь выбор до обиды прост: либо никто, либо КТО-ТО ДРУГОЙ, не православный. Ты заберешь у детдомовцев друзей-пятидесятников, а что дашь взамен? Два-три (в лучшем случае) своих приезда? Несколько иконок и детских книжечек? И все?! И по-прежнему только один из пяти выпускников детдома смогут построить себе полноценную, счастливую жизнь?! В таком случае лучше спокойно пить у себя дома чай, соблюдать посты и наслаждаться мыслью, что ты – «православный христианин». «При чем тут дела? Ведь главное – вера!»
Но все чаще и чаще мне в голову закрадывается предательская мысль: в то время, как мы – православные – спим, так ли уж плохи эти молодые ребята-пятидесятники, которые не ограничиваются «чаепитием и чтением Священного Писания по выходным дням», а идут и претворяют свою веру в дела, помогая вчерашним детдомовцам занять достойное место в жизни?
В завершение скажу одно: мои рассуждения – это крик души. Крик, вызванный болью. Sapienti sat!
четверг, 13 января 2011 г.
Тяжелый случай
Были в истории нашего Братства такие происшествия, которые заставляли трещать по всем швам выносливость и требовали намного большего напряжения, чем то, которое мы обычно считаем «сильным напрягом». Как-то раз я повез двух девочек из N-ского детского дома в Минск в модельное Агентство Саши Варламова: мы тогда работали над созданием журнала для детских домов и одна статья была посвящена современной моде. Девочки были уже довольно взрослые – по 15-16 лет, и сильно я их не ограничивал, вполне доверяя. И вот одна из них (Лена) сбежала. Я обследовал два вокзала, прочесал несколько поездов и электричек – нет ее!
Тут, надо признать, мною овладело сильное волнение – ведь по документам я нес за Лену полную ответственность, а кроме того, такой поворот дела мог бы нанести серьезный удар по репутации нашего Братства. В милицию заявлять мне не хотелось – иначе у беглянки потом будет штамп в личном деле, который может повредить при поступлении в училище… Узнав, что у Лены под Минском в деревне есть родственники (алкоголики и наркоманы), пришлось отправляться на поиски. Несмотря на ночь и грозу. Когда оказались на месте – только ахнули: ни указателей, как проехать к деревне, ни фонарей! Полдеревни меня приняли за грабителя (это когда я стучался к ним в дома)… Все-таки нашли родственников. Те заявили, что отправили Лену назад в детский дом. Я на ночной электричке – туда; в детдоме Лены, естественно, не оказалось. Мне объяснили воспитатели, что надо силой вламываться в дом – она будет там точно. Пришлось ехать назад, искать друзей-спортсменов (чтоб вид был повнушительнее)… Потом думаю: «Это же может случиться поножовщина, если мы вот просто так вломимся – надо, значит, взять с собой милиционера, который бы не стал заявлять никуда…» Через длинную цепочку друзей милиционера мы все-таки нашли. В 5 утра вломившись в дом, где скрывалась Лена, поставили лицом к стене всех, кто мог стоять, и произвели обыск. Лена пряталась за печкой…
Привезя девочку в детский дом, мы попросили директора не наказывать ее: ведь какой бы дом ни был, какие бы там опустившиеся люди не жили, ребенка всегда туда будет тянуть. Полгода Лена со мной не разговаривала и, что удивительно, сама несколько раз подходила к директору с вопросом: почему же ее не наказывают? В конце концов, Лена попросила у меня прощения…
Были в истории нашего Братства такие происшествия, которые заставляли трещать по всем швам выносливость и требовали намного большего напряжения, чем то, которое мы обычно считаем «сильным напрягом». Как-то раз я повез двух девочек из N-ского детского дома в Минск в модельное Агентство Саши Варламова: мы тогда работали над созданием журнала для детских домов и одна статья была посвящена современной моде. Девочки были уже довольно взрослые – по 15-16 лет, и сильно я их не ограничивал, вполне доверяя. И вот одна из них (Лена) сбежала. Я обследовал два вокзала, прочесал несколько поездов и электричек – нет ее!
Тут, надо признать, мною овладело сильное волнение – ведь по документам я нес за Лену полную ответственность, а кроме того, такой поворот дела мог бы нанести серьезный удар по репутации нашего Братства. В милицию заявлять мне не хотелось – иначе у беглянки потом будет штамп в личном деле, который может повредить при поступлении в училище… Узнав, что у Лены под Минском в деревне есть родственники (алкоголики и наркоманы), пришлось отправляться на поиски. Несмотря на ночь и грозу. Когда оказались на месте – только ахнули: ни указателей, как проехать к деревне, ни фонарей! Полдеревни меня приняли за грабителя (это когда я стучался к ним в дома)… Все-таки нашли родственников. Те заявили, что отправили Лену назад в детский дом. Я на ночной электричке – туда; в детдоме Лены, естественно, не оказалось. Мне объяснили воспитатели, что надо силой вламываться в дом – она будет там точно. Пришлось ехать назад, искать друзей-спортсменов (чтоб вид был повнушительнее)… Потом думаю: «Это же может случиться поножовщина, если мы вот просто так вломимся – надо, значит, взять с собой милиционера, который бы не стал заявлять никуда…» Через длинную цепочку друзей милиционера мы все-таки нашли. В 5 утра вломившись в дом, где скрывалась Лена, поставили лицом к стене всех, кто мог стоять, и произвели обыск. Лена пряталась за печкой…
Привезя девочку в детский дом, мы попросили директора не наказывать ее: ведь какой бы дом ни был, какие бы там опустившиеся люди не жили, ребенка всегда туда будет тянуть. Полгода Лена со мной не разговаривала и, что удивительно, сама несколько раз подходила к директору с вопросом: почему же ее не наказывают? В конце концов, Лена попросила у меня прощения…
вторник, 11 января 2011 г.
О тех, кто действительно достоин похвал
За годы работы в составе Братства, мне не раз приходилось слышать нелестные слова не только в свой адрес, но и в адрес Братства, и в адрес всех миссионеров вообще. Сейчас, конечно, чаще хвалят. Как хвалят и всякого активного и полезного деятеля Церкви. Но мне кажется, что какую бы ни приносил пользу священник (или мирянин) на ниве церковного служения, всегда большей похвалы достойна его супруга. Ведь наши жены – это наш тыл. Наши жены – это источник нашего вдохновения.
Нередко бывает так, что проблемы и трудности проходят по тебе слоновьими ногами. Многие из них продолжают тяготить твое сердце даже тогда, когда ты приходишь домой, будучи выжатым как лимон. И тогда вся эта тяжесть ложится на плечи любящей жене, в дополнение к заботам о доме, о детях, о тебе… И как бы мы ни старались оградить свою семью от тяжести той работы, которую мы выполняем, жена по свойственной ей чуткости все равно нас раскусит и постарается нас поддержать…
Мы – мужчины, и решать проблемы, преодолевать трудности – это свойство нашей природы. А вот нашим женам, которых мы считаем значительно более слабыми, чем мы сами, приходится нести иногда и нас. Низкий поклон им за это.
За годы работы в составе Братства, мне не раз приходилось слышать нелестные слова не только в свой адрес, но и в адрес Братства, и в адрес всех миссионеров вообще. Сейчас, конечно, чаще хвалят. Как хвалят и всякого активного и полезного деятеля Церкви. Но мне кажется, что какую бы ни приносил пользу священник (или мирянин) на ниве церковного служения, всегда большей похвалы достойна его супруга. Ведь наши жены – это наш тыл. Наши жены – это источник нашего вдохновения.
Нередко бывает так, что проблемы и трудности проходят по тебе слоновьими ногами. Многие из них продолжают тяготить твое сердце даже тогда, когда ты приходишь домой, будучи выжатым как лимон. И тогда вся эта тяжесть ложится на плечи любящей жене, в дополнение к заботам о доме, о детях, о тебе… И как бы мы ни старались оградить свою семью от тяжести той работы, которую мы выполняем, жена по свойственной ей чуткости все равно нас раскусит и постарается нас поддержать…
Мы – мужчины, и решать проблемы, преодолевать трудности – это свойство нашей природы. А вот нашим женам, которых мы считаем значительно более слабыми, чем мы сами, приходится нести иногда и нас. Низкий поклон им за это.
воскресенье, 9 января 2011 г.
О том, что за все будет заплачено свыше
Как приятно, когда о тебе заботятся! А когда о тебе заботится не кто-нибудь, а Сам Творец, Бог, то сердце замирает от радости… Я здесь говорю не просто о том, что все в нашей жизни происходит по воле Божьей, а именно о таких случаях, когда Промысел совершенно очевиден. Вот, к примеру, однажды мы с Игорем собрались ехать в детский дом, взяв с собой довольно много сладостей (они как раз влезли в два огромных мешка, в которых возили белье в прачечную). А нужный нам дизель отменили… Автобус уже давно ушел… Решили ехать автостопом. Стоим, голосуем и ждем, а сами – сомневаемся (кто же нас возьмет – уже темнеет, и мешки огромные). Через минут 30, проведенных под изморозью на трассе, мы с Игорем стали петь разные молитвы, призывая Божью помощь. Не прошло и нескольких минут, как возле нас остановилась машина с молодыми людьми… В итоге нас не только довезли до самого Барановичского вокзала, но и мешки наши помогли донести, да еще и денег на дорогу дать попытались… Следует заметить, что такие случаи в деятельности Братства бывают довольно часто.
Вообще же, я думаю, что в своей теперешней жизни все, что у меня есть хорошего, я получил не вполне заслуженно от Господа как некое десятикратное вознаграждение за то время и силы, которые я потратил на создание и укрепление Братства. Согласитесь, что при такой перспективе можно смело закрывать глаза даже на закон «О плате за все».
Как приятно, когда о тебе заботятся! А когда о тебе заботится не кто-нибудь, а Сам Творец, Бог, то сердце замирает от радости… Я здесь говорю не просто о том, что все в нашей жизни происходит по воле Божьей, а именно о таких случаях, когда Промысел совершенно очевиден. Вот, к примеру, однажды мы с Игорем собрались ехать в детский дом, взяв с собой довольно много сладостей (они как раз влезли в два огромных мешка, в которых возили белье в прачечную). А нужный нам дизель отменили… Автобус уже давно ушел… Решили ехать автостопом. Стоим, голосуем и ждем, а сами – сомневаемся (кто же нас возьмет – уже темнеет, и мешки огромные). Через минут 30, проведенных под изморозью на трассе, мы с Игорем стали петь разные молитвы, призывая Божью помощь. Не прошло и нескольких минут, как возле нас остановилась машина с молодыми людьми… В итоге нас не только довезли до самого Барановичского вокзала, но и мешки наши помогли донести, да еще и денег на дорогу дать попытались… Следует заметить, что такие случаи в деятельности Братства бывают довольно часто.
Вообще же, я думаю, что в своей теперешней жизни все, что у меня есть хорошего, я получил не вполне заслуженно от Господа как некое десятикратное вознаграждение за то время и силы, которые я потратил на создание и укрепление Братства. Согласитесь, что при такой перспективе можно смело закрывать глаза даже на закон «О плате за все».
суббота, 8 января 2011 г.
Вдохновение
Интересная штука – вдохновение! Особенно я удивляюсь ему, когда пишу братские сценки. Вот, к примеру, знаешь, что через месяц будет выступление. Начинаешь думать – не думается. Ходишь часами с одной-единственной мыслью в голове: «Ну, про что написать в этот раз?!» Ведь надо учесть, что в зале будут дети разных возрастов, что мы – не профессиональные актеры, что в сценке должны быть элементы проповеди о Христе, что она должна учить нравственности (причем делая это совсем ненавязчиво – иначе дети могут забраковать), что в сценке должны быть вкрапления доброго юмора (иначе внимание детей на 40-50 минут можно и не удержать!)...
В таких раздумьях проходит довольно много времени, пока до представления не остается меньше недели. Тут, как назло, то дополнительная нагрузка в учебе, то командировка, то какие-то непорядки дома… А вдохновения все нет. И как же быть? Молитвы – вроде не помогают... Музыка любимая – не помогает. Любимые лакомства – не помогает (один раз, правда, выручил стакан хорошего кагора – за полчаса такое придумал, что потом несколько дней писал почти без остановок – пальцы еле успевали отбивать на клавиатуре то, что диктовал мозг). И только когда сроки уже не то что поджимают, а давным-давно уже обогнали и летят впереди, Господь дарует его – Вдохновение (как правило, – поздним вечером, когда глаза уже слипаются, а дыхание становится больше похожим на храп)… Ночь напряженной работы – и на столе лежит текст сценки. Потом думаешь: «Неужели это я написал?» И не веришь…
Интересная штука – вдохновение! Особенно я удивляюсь ему, когда пишу братские сценки. Вот, к примеру, знаешь, что через месяц будет выступление. Начинаешь думать – не думается. Ходишь часами с одной-единственной мыслью в голове: «Ну, про что написать в этот раз?!» Ведь надо учесть, что в зале будут дети разных возрастов, что мы – не профессиональные актеры, что в сценке должны быть элементы проповеди о Христе, что она должна учить нравственности (причем делая это совсем ненавязчиво – иначе дети могут забраковать), что в сценке должны быть вкрапления доброго юмора (иначе внимание детей на 40-50 минут можно и не удержать!)...
В таких раздумьях проходит довольно много времени, пока до представления не остается меньше недели. Тут, как назло, то дополнительная нагрузка в учебе, то командировка, то какие-то непорядки дома… А вдохновения все нет. И как же быть? Молитвы – вроде не помогают... Музыка любимая – не помогает. Любимые лакомства – не помогает (один раз, правда, выручил стакан хорошего кагора – за полчаса такое придумал, что потом несколько дней писал почти без остановок – пальцы еле успевали отбивать на клавиатуре то, что диктовал мозг). И только когда сроки уже не то что поджимают, а давным-давно уже обогнали и летят впереди, Господь дарует его – Вдохновение (как правило, – поздним вечером, когда глаза уже слипаются, а дыхание становится больше похожим на храп)… Ночь напряженной работы – и на столе лежит текст сценки. Потом думаешь: «Неужели это я написал?» И не веришь…
пятница, 7 января 2011 г.
О законе «За все надо платить»
Однажды я открыл для себя закон: «За все надо платить!» И платить надо не только деньгами и не только за то, что покупаешь в магазине, но и за все хорошее, что через тебя входит в этот мир. Причем, платить самыми разными вещами: силами (интеллектуальными, физическими или душевными), здоровьем, нервами… Я иногда полушутя говорю, что за каждое большое братское дело я должен отдать стакан своей крови…
Раньше мы с Игорем, когда только начинали ездить в детские дома, после каждой такой поездки шли в поле и просто там лежали, глядя в небо, а после – еще дня два ходили такие тихие, как будто разгрузили несколько вагонов с цементом. Ведь когда ты в детском доме, ты не имеешь право уставать, не имеешь право грустить – ты должен выкладываться «на все 100», стараясь донести до детских сердец то доброе, что ты привез с собой.
Сейчас я уже не так восприимчив к усталости, но все равно сильно выматываюсь: переживаю за Братство, за его работу. Когда ты любишь дело, ради которого трудишься, то каждую неудачу воспринимаешь сильнее, чем свою собственную – и на нервной почве иногда бывают странные вещи: как-то раз в конце рабочего дня я принес домой бутылочку «Кока-Колы»… Так я ее неделю искал, но все-таки нашел. Вернее, жена нашла – в шкафу. В кармане своего зимнего пальто. Нервы, однако!
Однажды я открыл для себя закон: «За все надо платить!» И платить надо не только деньгами и не только за то, что покупаешь в магазине, но и за все хорошее, что через тебя входит в этот мир. Причем, платить самыми разными вещами: силами (интеллектуальными, физическими или душевными), здоровьем, нервами… Я иногда полушутя говорю, что за каждое большое братское дело я должен отдать стакан своей крови…
Раньше мы с Игорем, когда только начинали ездить в детские дома, после каждой такой поездки шли в поле и просто там лежали, глядя в небо, а после – еще дня два ходили такие тихие, как будто разгрузили несколько вагонов с цементом. Ведь когда ты в детском доме, ты не имеешь право уставать, не имеешь право грустить – ты должен выкладываться «на все 100», стараясь донести до детских сердец то доброе, что ты привез с собой.
Сейчас я уже не так восприимчив к усталости, но все равно сильно выматываюсь: переживаю за Братство, за его работу. Когда ты любишь дело, ради которого трудишься, то каждую неудачу воспринимаешь сильнее, чем свою собственную – и на нервной почве иногда бывают странные вещи: как-то раз в конце рабочего дня я принес домой бутылочку «Кока-Колы»… Так я ее неделю искал, но все-таки нашел. Вернее, жена нашла – в шкафу. В кармане своего зимнего пальто. Нервы, однако!
четверг, 6 января 2011 г.
Быть лидером
Общаясь с молодыми людьми и беседуя с ними об их планах на будущее, мне часто приходится слышать от них о желании со временем занять ключевые должности, стать руководителями организаций, приобрести авторитет в среде друзей и коллег. Это, бесспорно, весьма похвалные желания. Но вот в чем проблема: каждый ли из желающих идти вверх по карьерной лестнице (или уже уверенно идущих по ней) хорошо представляет себе, что это такое – быть лидером или руководить другими людьми? Ведь быть старшим – это значит не просто быть самым уважаемым или иметь самую большую зарплату. Всякое настоящее старшинство заключает в себе не совсем приятную тайну, которая заключается в обязанности нести тяжелое ярмо несвободы!
Вы хотите пояснений? Как поется в песне, «их ест у меня»! Настоящий лидер не имеет права оступиться: поколеблется его авторитет. В какие бы переделки он не попадал, лидер не может даже сломаться – на него смотрят младшие товарищи. И если именно ты задаешь тон в работе, если именно ты являешься душой организации, то стоит тебе раз споткнуться, – и детали слаженно работающего механизма твоего дела претерпят просто огромную нагрузку. Многие же могут и выйти из строя навсегда.
Идем дальше. Если ты заинтересован в действительно эффективной работе твоих подчиненных, то ты не можешь даже сказать им всего того, что думаешь об их ошибках. Тем более – в тех самых словах, в каких думаешь. Скажешь резко – убьешь инициативу. Поступишь неосторожно – потушишь огонек вдохновения. И вот, ты вынужден прилагать огромные усилия только для того, чтобы подобрать правильные слова, сохранив смысл твоего, к примеру, замечания. Ты вынужден из кожи вон лезть, чтобы превратить идею, которую бы сам никогда не принял, во что-то более или менее стоящее – чтобы только сотруднику понравилось творчество в работе!
Кроме того, больших усилий стоит всегда на шаг опережать коллектив, которым руководишь. Не успеешь, дашь себя обогнать или хотя бы просто догнать в профессионализме или знаниях – станешь неинтересным. В таком случае потеря авторитета – лишь вопрос времени.
Поэтому лгут те, кто утверждает, будто руководить – это всегда привлекательно, а быть лидером – здорово и легко.
Общаясь с молодыми людьми и беседуя с ними об их планах на будущее, мне часто приходится слышать от них о желании со временем занять ключевые должности, стать руководителями организаций, приобрести авторитет в среде друзей и коллег. Это, бесспорно, весьма похвалные желания. Но вот в чем проблема: каждый ли из желающих идти вверх по карьерной лестнице (или уже уверенно идущих по ней) хорошо представляет себе, что это такое – быть лидером или руководить другими людьми? Ведь быть старшим – это значит не просто быть самым уважаемым или иметь самую большую зарплату. Всякое настоящее старшинство заключает в себе не совсем приятную тайну, которая заключается в обязанности нести тяжелое ярмо несвободы!
Вы хотите пояснений? Как поется в песне, «их ест у меня»! Настоящий лидер не имеет права оступиться: поколеблется его авторитет. В какие бы переделки он не попадал, лидер не может даже сломаться – на него смотрят младшие товарищи. И если именно ты задаешь тон в работе, если именно ты являешься душой организации, то стоит тебе раз споткнуться, – и детали слаженно работающего механизма твоего дела претерпят просто огромную нагрузку. Многие же могут и выйти из строя навсегда.
Идем дальше. Если ты заинтересован в действительно эффективной работе твоих подчиненных, то ты не можешь даже сказать им всего того, что думаешь об их ошибках. Тем более – в тех самых словах, в каких думаешь. Скажешь резко – убьешь инициативу. Поступишь неосторожно – потушишь огонек вдохновения. И вот, ты вынужден прилагать огромные усилия только для того, чтобы подобрать правильные слова, сохранив смысл твоего, к примеру, замечания. Ты вынужден из кожи вон лезть, чтобы превратить идею, которую бы сам никогда не принял, во что-то более или менее стоящее – чтобы только сотруднику понравилось творчество в работе!
Кроме того, больших усилий стоит всегда на шаг опережать коллектив, которым руководишь. Не успеешь, дашь себя обогнать или хотя бы просто догнать в профессионализме или знаниях – станешь неинтересным. В таком случае потеря авторитета – лишь вопрос времени.
Поэтому лгут те, кто утверждает, будто руководить – это всегда привлекательно, а быть лидером – здорово и легко.
Вдохновение
Интересная штука – вдохновение! Особенно я удивляюсь ему, когда пишу братские сценки. Вот, к примеру, знаешь, что через месяц будет выступление. Начинаешь думать – не думается. Ходишь часами с одной-единственной мыслью в голове: «Ну, про что написать в этот раз?!» Ведь надо учесть, что в зале будут дети разных возрастов, что мы – не профессиональные актеры, что в сценке должны быть элементы проповеди о Христе, что она должна учить нравственности (причем делая это совсем ненавязчиво – иначе дети могут забраковать), что в сценке должны быть вкрапления доброго юмора (иначе внимание детей на 40-50 минут можно и не удержать!)...
В таких раздумьях проходит довольно много времени, пока до представления не остается меньше недели. Тут, как назло, то дополнительная нагрузка в учебе, то командировка, то какие-то непорядки дома… А вдохновения все нет. И как же быть? Молитвы – вроде не помогают... Музыка любимая – не помогает. Любимые лакомства – не помогает (один раз, правда, выручил стакан хорошего кагора – за полчаса такое придумал, что потом несколько дней писал почти без остановок – пальцы еле успевали отбивать на клавиатуре то, что диктовал мозг). И только когда сроки уже не то что поджимают, а давным-давно уже обогнали и летят впереди, Господь дарует его – Вдохновение (как правило, – поздним вечером, когда глаза уже слипаются, а дыхание становится больше похожим на храп)… Ночь напряженной работы – и на столе лежит текст сценки. Потом думаешь: «Неужели это я написал?» И не веришь…
Интересная штука – вдохновение! Особенно я удивляюсь ему, когда пишу братские сценки. Вот, к примеру, знаешь, что через месяц будет выступление. Начинаешь думать – не думается. Ходишь часами с одной-единственной мыслью в голове: «Ну, про что написать в этот раз?!» Ведь надо учесть, что в зале будут дети разных возрастов, что мы – не профессиональные актеры, что в сценке должны быть элементы проповеди о Христе, что она должна учить нравственности (причем делая это совсем ненавязчиво – иначе дети могут забраковать), что в сценке должны быть вкрапления доброго юмора (иначе внимание детей на 40-50 минут можно и не удержать!)...
В таких раздумьях проходит довольно много времени, пока до представления не остается меньше недели. Тут, как назло, то дополнительная нагрузка в учебе, то командировка, то какие-то непорядки дома… А вдохновения все нет. И как же быть? Молитвы – вроде не помогают... Музыка любимая – не помогает. Любимые лакомства – не помогает (один раз, правда, выручил стакан хорошего кагора – за полчаса такое придумал, что потом несколько дней писал почти без остановок – пальцы еле успевали отбивать на клавиатуре то, что диктовал мозг). И только когда сроки уже не то что поджимают, а давным-давно уже обогнали и летят впереди, Господь дарует его – Вдохновение (как правило, – поздним вечером, когда глаза уже слипаются, а дыхание становится больше похожим на храп)… Ночь напряженной работы – и на столе лежит текст сценки. Потом думаешь: «Неужели это я написал?» И не веришь…
среда, 5 января 2011 г.
О дружбе
Я благодарен Богу за дружбу с отцом Игорем Чечуковичем – ведь именно в этой дружбе родилось когда-то давно желание работать с детьми-сиротами, а позже – и идея создания Братства. Именно дружба помогала нам с Игорем делать то, что мы делали, именно она помогала отстоять право нашего Братства на жизнь и доказывать жизнеспособность нашего Дела. Насколько мы близки были по духу, можно судить хотя бы по тому факту, что, если один из нас проводил беседу с детьми, а второй приходил только в середине ее, то опоздавший мог почти с первых слов продолжить мысль друга, ни разу не повторившись и не отклонившись от первоначальной идеи беседы. Но больше всего такая дружба выручала нас в экстремальных ситуациях, когда крайне важно умение понимать друг друга с полуслова.
Такая дружба, конечно же, накладывает и дополнительную ответственность: ведь всякая ссора, любое недопонимание отражается на том деле, которое вы вместе с другом делаете. Мы такое испытали на собственном опыте... К счастью, Игорек почти всегда первым прислушивался к голосу здравого смысла и предлагал мировую сам. Однажды (о, как иногда отрадно для моей гордости это вспоминать!) он, разбудив меня в 2 часа ночи, на коленях просил прощения, хотя виноваты в ссоре были мы оба…
Я глубоко убежден, что эффективность работы любой команды значительно повысится, если между ее членами будут налажены не просто теплые, но именно дружественные отношения. И, чем крепче будет эта дружба, тем больше повысится качество работы, выполняемой командой.
Я благодарен Богу за дружбу с отцом Игорем Чечуковичем – ведь именно в этой дружбе родилось когда-то давно желание работать с детьми-сиротами, а позже – и идея создания Братства. Именно дружба помогала нам с Игорем делать то, что мы делали, именно она помогала отстоять право нашего Братства на жизнь и доказывать жизнеспособность нашего Дела. Насколько мы близки были по духу, можно судить хотя бы по тому факту, что, если один из нас проводил беседу с детьми, а второй приходил только в середине ее, то опоздавший мог почти с первых слов продолжить мысль друга, ни разу не повторившись и не отклонившись от первоначальной идеи беседы. Но больше всего такая дружба выручала нас в экстремальных ситуациях, когда крайне важно умение понимать друг друга с полуслова.
Такая дружба, конечно же, накладывает и дополнительную ответственность: ведь всякая ссора, любое недопонимание отражается на том деле, которое вы вместе с другом делаете. Мы такое испытали на собственном опыте... К счастью, Игорек почти всегда первым прислушивался к голосу здравого смысла и предлагал мировую сам. Однажды (о, как иногда отрадно для моей гордости это вспоминать!) он, разбудив меня в 2 часа ночи, на коленях просил прощения, хотя виноваты в ссоре были мы оба…
Я глубоко убежден, что эффективность работы любой команды значительно повысится, если между ее членами будут налажены не просто теплые, но именно дружественные отношения. И, чем крепче будет эта дружба, тем больше повысится качество работы, выполняемой командой.
вторник, 4 января 2011 г.
Закон мистера Алинского
Новости, сведения, данные, фото- и видеоматериалы, Интернет, СМИ, книги… Информационное море постепенно вливается в наш мир, заполняя все своими волнами метр за метром, квадрат за квадратом, куб за кубом… И, хочет человек того, или не хочет, но грузная дама – мисс Информация – проникает в каждый дом, забирая своим бесконечным щебетанием все больше и больше нашего внимания и подменяя своим присутствием живое ощущение жизни. Но, если приспособиться, то можно извлекать большую пользу из такой ситуации, занимаясь своеобразной «рыбалкой» – ища нужные идеи и родственные мысли…
В одну из таких «рыбалок» мне посчастливилось выловить краткое жизнеописание Сола Дэвида Алинского (1909-1972 гг.) – европейского общественного деятеля, который в XX веке значительную часть своей жизни провел на передовой в битве с социальными и экономическими проблемами. Но более всего меня поразил один его афоризм: «Самые высокие принципы морали проповедует тот, кого проблема затрагивает меньше всех». Как же верно сказано, и как же часто мне приходилось в жизни уверяться в истинности этих слов!
В N-ском Детском доме был случай: хорошая, симпатичная девушка почти сразу же после выпускного уехала в Германию «на заработки» – торговать собой. Какими только словами не говорили о ней педагоги и воспитатели! Мол, и такая, и сякая, и бесстыдница, и развратница… Но, наверное, никто не утрудил себя подумать – почему она это сделала? Что заставило белорусскую девочку «устроиться на работу» в немецкий публичный дом? Все, кто узнавал, были единодушны в оценке ее поступка: «ВСЕ ПОТОМУ, ЧТО ОНА ИМЕННО ТАКАЯ И ЕСТЬ – РАЗВРАТНАЯ, НЕБЛАГОДАРНАЯ, ЛИЦЕМЕРНАЯ! »!
В одну из таких «рыбалок» мне посчастливилось выловить краткое жизнеописание Сола Дэвида Алинского (1909-1972 гг.) – европейского общественного деятеля, который в XX веке значительную часть своей жизни провел на передовой в битве с социальными и экономическими проблемами. Но более всего меня поразил один его афоризм: «Самые высокие принципы морали проповедует тот, кого проблема затрагивает меньше всех». Как же верно сказано, и как же часто мне приходилось в жизни уверяться в истинности этих слов!
В N-ском Детском доме был случай: хорошая, симпатичная девушка почти сразу же после выпускного уехала в Германию «на заработки» – торговать собой. Какими только словами не говорили о ней педагоги и воспитатели! Мол, и такая, и сякая, и бесстыдница, и развратница… Но, наверное, никто не утрудил себя подумать – почему она это сделала? Что заставило белорусскую девочку «устроиться на работу» в немецкий публичный дом? Все, кто узнавал, были единодушны в оценке ее поступка: «ВСЕ ПОТОМУ, ЧТО ОНА ИМЕННО ТАКАЯ И ЕСТЬ – РАЗВРАТНАЯ, НЕБЛАГОДАРНАЯ, ЛИЦЕМЕРНАЯ! »!
Но прошло два года, и Ира вернулась в Беларусь. Она купила на заработанные деньги квартиру-«двушку» и забрала из детского дома своих маленьких брата и сестру. Теперь они живут одной семьей – счастливо…
Я, конечно же, не говорю, что то, чем Ира занималась в Германии – нормально, но – как, как иначе могла она поступить?? Это для нас, людей, живущих более или менее спокойно, в некотором достатке (по крайней мере, на хлеб хватает!), все в мире понятно – где зло, а где добро, что можно, а что нельзя, что нравственно, а что – нет. А если вынуть нас из скорлупки привычной жизни, лишить материальной опоры, общественных связей, да еще и пару-тройку душевных травм нанести – не сместятся ли для нас критерии оценки всего сущего? Останется ли у нас воля вообще что-нибудь делать, бороться за право жить достойно? На что вообще пошел бы каждый из нас ради счастья своих близких?.. Дай Бог, чтобы мы никогда не узнали ответов на эти вопросы!
Но как принять поступок Ирины? С какой точки зрения посмотреть на него? Одно скажу – хорошо говорить о нравственности, работая лишь голосовыми связками – это не трудно. Но помочь вчерашнему ребенку найти свой единственный шанс стать полноправным членом общества – это было бы подлинным учительством, настоящим поступком. И, пока не будет сделано это, красивые и правильные речи о христианстве будут только лишь высокими словами. Что же касается Иры, то к своему прежнему «заработку» она никогда уже не возвращалась…
понедельник, 3 января 2011 г.
Молодость
Раз в жизни каждый человек получает от судьбы прекрасный подарок – возможность побыть некоторое время молодым. Но дара этого всегда катастрофически не хватает: только возьмешь его в руки, только почувствуешь его аромат, только… опа! – и нет его, а лишь одни воспоминания!.. Жалко. А бывает иногда и обидно – это если даже воспоминаний нормальных не осталось. И вот ведь незадача – инструкции-то по пользованию молодостью не существует! А как порой нужен такой путеводитель – ведь, как сказал один мыслитель, если ты не знаешь, куда идешь, ты в конечном итоге придешь куда-нибудь не туда.
Раз в жизни каждый человек получает от судьбы прекрасный подарок – возможность побыть некоторое время молодым. Но дара этого всегда катастрофически не хватает: только возьмешь его в руки, только почувствуешь его аромат, только… опа! – и нет его, а лишь одни воспоминания!.. Жалко. А бывает иногда и обидно – это если даже воспоминаний нормальных не осталось. И вот ведь незадача – инструкции-то по пользованию молодостью не существует! А как порой нужен такой путеводитель – ведь, как сказал один мыслитель, если ты не знаешь, куда идешь, ты в конечном итоге придешь куда-нибудь не туда.
Но если немного порассуждать, то можно получить такую цепочку рассуждений: во-первых, молодость – это радость; во-вторых, радость имеет свойство преумножаться, когда ты ее кому-то передаешь; следовательно, чтобы увеличить если не время молодости, то хотя бы ее качество, надо как можно с большим числом людей поделиться ею. Поделиться же можно очень просто: поддержать кого-то добрым словом, научить хорошему, заразить жизненной энергией и так далее…
Вот, к примеру, при каком-нибудь храме есть группа православной молодежи. Нередко такая группа называется братством. Но чем эти молодые люди чаще всего занимаются? Пьют вместе чай и читают Священное Писание?! И все?!! Но ведь эти вещи, сами по себе нужные и хорошие, являются только подготовкой к чему-то большему, только способом почувствовать плечо друг друга. После таких собраний самым естественным было бы пойти к людям и поделиться с ними светом евангельских слов, теплотой христианской любви! Но во многих случаях молодежь просто расходится по домам, даже не задумываясь над вопросом – зачем это все: собрания, чаепития, чтения? Странно и непонятно. Как можно прикоснуться к евангельскому огню, получить его частичку в свое сердце, и… закрыть сердце на замок? Да еще будучи молодым, энергичным, полным радости бытия? Вокруг ведь столько мест, где огонек веры, соединенный с энергией молодости и теплотой христианского братства в силах совершить самую настоящую революцию в душах! Детские дома и дома престарелых, хосписы, больницы и дома инвалидов, школы и детские садики… Эх, туда бы направить стопы всех молодых христиан!
Элеонора Рузвельт, супруга 32-го президента США Франклина Рузвельта однажды сказала: «Когда вы перестаете приносить пользу, вы начинаете умирать». Я согласен с этим, как говорится, на все сто. Бездействие – это не жизнь, э то – прозябание. Бездействие же молодых – это издевательство над смыслом молодости. Ну а бездействие христиан – это вообще преступление и попытка оскорбить Творца!
Dixi et animam levavi!
Подписаться на:
Сообщения (Atom)