Пришлось мне как-то ехать (в который раз!) автостопом. Одет я был в подрясник, поэтому долго стоять на трассе мне не пришлось - минут через 10 остановился старенький фольксваген. Не успел я сесть и захлопнуть дверцу авто, как услышал: "А что ж на своей не ездишь?" С небольшим недоумением я ответил, что своей машины пока не имею. "А что ж так? Не нагреб денег еще?"
Я, признаться, впал в полусекундный ступор. "Елки, - думаю, - что же ответить? Чего он так агрессивен?" Начинаю понемногу объяснять, что я не служу на приходе, а работаю преподавателем в Семинарии, где не так уж и много платят...
Мужик немного успокоился. Разговорились. Он рассказал с обидой, как с него потребовали большую сумму денег за отпевание бабушки, которая всю жизнь много и бескорыстно помогала Церкви пением и разнообразным трудом... Рассказал, как в одном из храмов заломили опять же большую цену (именно цену!) за крещение ребенка, дав понять, что меньшая сумма неприемлема...
"И тратят же они эти деньги не на общую пользу - ладно бы построили чего! А на себя! Вот знаю священника Недавно рукоположился - и уже ездит на тачке за 30 тысяч! Ну почему так?! Это что - называется "честно заработать"?", - возмущался мой собеседник.
А я... А что я? Мне в очередной раз было стыдно за то, что я тоже в подряснике...

Вспомнилось...
Вспоминается случай из нашей воспитательной практики, когда к нам на весенние каникулы попали несколько ребят с довольно непростыми судьбами из N-ской школы-интерната. Нас, как бы это сказать… м-м-м… весьма впечатлили слова одного из приехавших парней: «Загнали нас сюд… Перерезать бы всех этих попов…» («попы» - это, значит, были мы и вообще все представители Церкви). Да-а-а… Непросто было: приехавшие ребята никого не желали слушаться, кроме нас (да и то – не сразу). Один парень так вообще заявил: «Если что будет не по мне, так я вообще повешусь!» И он все-таки попробовал это сделать – чтоб доказать нам, что ничего не боится. К счастью, все обошлось - успели мы его снять.
Признаться, что через несколько сумасшедших дней, наполненных побегами, погонями, выяснением отношений и многим другим, – через те несколько дней, во время которых мы не могли расслабиться буквально ни на минуту, нам с Игорем очень захотелось вернуть ребят в интернат. И уже почти решившись на это, мы вдруг поняли, что такое решение было бы поражением не только нас, но и всего того доброго, что стоит за нашими спинами. Мы поняли, что эти ребята вовсе не виноваты в том, что они такие: просто в своей жизни они видели неизмеримо больше зла, чем добра. Те правила и законы, которыми, бывает, руководствуются в жизни дети из крайне неблагополучных семей, похожи больше на законы звериной стаи, чем на человеческие, но выбирают дети такие законы не сами – так их научили жить дома…
В общем, сжав зубы, мы решили продолжать. При этом никто из нас не стремился насильно ворваться в души этих детей, не пытался грубо растоптать их внутренний мир и сделать из них послушных «паинек»… Мы просто жили рядом с ними, старались сопереживать их трудностям и радостям, радоваться их взлетам и прощать их падения.
Единственное, чего мы старались придерживаться неукоснительно – это быть во всем предельно искренними, искренними на все 200 %. И здесь цифра 200 – не преувеличение, вставленное ради «стиля и красоты». На 100 % старались быть открытыми и искренними мы. Но этого было мало – мы также добивались, чтобы точно также на все 100 понимали нас и ребята.
Только с Божьей помощью мы смогли выдержать те десять дней, каждый из которых оставил по нескольку рубцов в наших сердцах, но расставались мы с этими ребятами уже почти друзьями…
Конечно же, нельзя за такой короткий срок изменить характер человека. Даже чтобы сделать это за много более длительный период, надо быть Антоном Семеновичем Макаренко, который ценой великого самопожертвования смог исправить жизненные дорожки многим десяткам своих воспитанников. Но мы старались хотя бы посеять семена доброты, хотя бы дать понять, что есть другой путь, отличный от того, которым эти парни привыкли идти с раннего детства…