Недавно вернулись из поездки. Были в минском хосписе для взрослых, а потом - в минском Доме инвалидов и пенсионеров.
Удивительное, давно забытое чувство. Забытое именно в такой интенсивности...
...когда ты весь, до последнего нейрона ощущаешь, что ты в данный момент - орудие Бога.... Твои уста, твое сердце, твой мозг - все принадлежит Ему и работает ради проповеди Его Учения.
Смесь восторга, удивления и страха. Еще несколько минут назад ты не знал, что и как сказать - аудитории особые... Но вот вилы необходимости упираются в твое горло, ты встаешь, внутри тебя - один сплошной вопль, обращенные к Господу: "Помоги!!!"...
И вот, слова в несколько минут назад пустой голове, четкие, понятные, возникающие светящимися строками, меткие аллегории и красивые метафоры, твоя мысль, все больше и глубже проникающая в сознание слушателей... Притчи, которые ты вроде забыл, всплывают из глубины памяти... Каждая песня, исполненная ребятами из семинарского хора, становится поводом к очередному повороту мысли и прекрасной иллюстрацией только что сказанного...
Радость - ты был полезен Ему...
Удивление - несмотря ни на что, ты опять смог пригодиться...
Страх - от осознания силы слов, произнесенных твоими губами...
В этой заметке нет лжи и фальши, нет самообмана, нет и намека на гордость - просто невозможно сдержать чувства...
среда, 8 февраля 2012 г.
понедельник, 26 декабря 2011 г.
Пост и "Шоколад"
Решил поместить не свою заметку. Уж очень она идет в тон моим мыслям и убеждениям. Да и автор - человек интересный и талантливый.
Жил да был маленький французский городок, и главным в его жизни был покой… Жители городка были очень благочестивы, набожны, регулярно посещали мессу. Да и как могло быть иначе, если пример им подавал сам мэр...
Пост и «Шоколад».
«В глубине души Он гедонист. Все эти посты и бдения, костры и кресты – лишь фасад.
Пена на морском берегу. А на просторе Его морей – радость и снова радость».
(К. С. Льюис. Письма Баламута. Письмо 22-е.).
Хочу сразу предупредить: дальше читать не следуем тем, кто:
- уверен, что телевизор – это бес с рогами на крыше;
- считает, что кинофильмы – это искушение, и вообще, из зрелищ допустима лишь воскресная проповедь батюшки о грядущем Антихристе;
- думает, что священник – это придаток к кадилу и кануну, и нечего ему рецензии писать о всякой ерунде;
- раздражается, когда видит, как кто-то есть шоколадку в Великий пост.
Все же остальные, кто решил продолжить чтение, имеют возможность узнать, а что же было дальше с той шоколадкой…
А было вот что:
Жил да был маленький французский городок, и главным в его жизни был покой… Жители городка были очень благочестивы, набожны, регулярно посещали мессу. Да и как могло быть иначе, если пример им подавал сам мэр – граф де Рено. О, он был воплощением добродетели: встречал и приветствовал сограждан у входа в храм, следил за их нравственностью, редактировал проповеди юного священника, строго постился, усердно молился. Было у него ещё две особенности: он был главным арендодателем городка, и его жена уже почти год путешествовала по Италии…
И так бы мирная жизнь городка и дальше текла ленивым ручейком, как вдруг… подул «озорной северный ветер», и в городке появилась женщина с девочкой. И тихая обыденность мгновенно взорвалась: ещё бы! Она не ходит в церковь (!), у неё незаконнорожденная дочь (!!), у неё красные туфли (!!!), и что самое ужасное – она открывает шоколадное кафе накануне Великого поста!!!!
Тень вкусового соблазна и греховного шоколадного удовольствия накрывает городок, и на спасение душ искушаемых католиков бросается мэр. Он вспоминает, как его предок, первый граф де Рено изгнал из города гугенотов-протестантов, и сам решает выйти на «священную войну между моралью и… шоколадницей». Для начала благочестивый мэр запрещает всем общаться с атеисткой и безнравственной женщиной, главными пороками каковой являются… радость и любовь, дружба и поддержка, которыми она щедро одаривает всех приходящих к ней в кафе.
Но великий крестовый поход во имя поста и морали наталкивается на неожиданное сопротивление «язычницы» и её друзей. Чем закончится эта «священная война» - узнают те, кто решит посмотреть замечательный, добрый, красивый фильм «Шоколад» (2000 г.) режиссёра Лассе Халстрома с Жюльенн Бинош и Джонни Деппом в главных ролях.
Этот фильм очень полезно бы показывать прихожанам в Прощёное воскресенье, чтобы напомнить им о главном смысле телесного воздержания, как пути отсечения страстей, но приближения к Богу и усиления милости и любви к ближним. Напомнить слова Златоуста, который советовал иметь одной из целей сокращения рациона в пост экономию средств для помощи нуждающимся и голодным.
Напомнить всем, увлекающимся формами, что за формой можно потерять содержание: как говорили святые отцы, лучше мясо кушать, чем ближнего. Некоторые, например, очень любят календари с подробным указанием, когда сухоядение, когда икра, а когда - горячая пища с растительным маслом… Замечательным проповедник отец Димитрий Смирнов как-то сказал таким любителям точности: «А кто хочет получить благословение на сухоядение и хлеб с водой, должен сначала принести справку из психдиспансера»…
Этот фильм поможет вспомнить, что пост есть средство, но никак не цель, что Христос призвал не делать унылых лиц, чтобы казаться постящимися, а «умыть лицо своё».
Очень многие в пост увлекаются «покаянием» в скушанном печенье (причём делают большие несчастные глаза: нет, мол, мне прощенья, великому осквернённому грешнику!), в супе, сваренном на растительном масле, но не забывают покаянно пнуть ближнего, вводящего якобы нас в соблазн.
Но самое страшное, когда на исповедь приходит семи-восьмилетняя малюточка и кается в «преступлении», подсказанном мамой: «веселилась в пост»! Мне страшно становится, что же вырастет из этого ребёнка, если, не дай Бог, он поверит маме, что Богу противно в течение весенних или зимних сорока дней видеть, как радуются дети, «каковых есть Царствие Небесное»?! Не возненавидит ли он, когда подрастёт, этого жестокого Бога с его лицемерной религией хмурых и недовольных адептов, ковыряющихся в тарелке с вермишелью и тщательно изучающих состав постного майонеза?.. Сможет ли он узнать и понять, что синонимами Царствия Небесного в Евангелии являются вечеря, брачный пир, встреча Жениха (не пьяного злого мужа!)?
Фильм «Шоколад» поможет понять некоторые моменты нашей духовной жизни. Думается, многие задумаются над словами молодого католического патера, сказанными в пасхальной проповеди от чистого сердца: «Нельзя жить на свете, меряя добродетель тем, что мы не сделали, тем, в чём отказали себе, от чего устояли и кого отвергли. Я думаю, добродетель измеряет то, что мы создали, воплотили в жизнь и кого согрели».
Но, конечно, хочется надеяться, что после просмотра фильма или прочтения этой статьи не будут сделаны радикальные выводы: долой посты, молитвы, уставы – вперёд в рестораны и на дискотеки, увеличивать радость и любовь!.. Пусть всё же трезвомыслие останется приоритетным направлением нашего сознания, и читатели (зрители) найдут истинную меру, царский путь, по словам апостола: «всё мне позволительно, но не всё полезно». Находить эти грани между «можно» и «нужно», между свободой и долгом – в этом и состоит внутренняя духовная жизнь христианина, и никто не сможет вместо нас самих сделать правильный выбор. Можно только напомнить слова К. С. Льюиса: «Всё становится благом, когда смотрит на Бога, и злом – когда отворачивается от Него» («Расторжение брака»).
Священник Алексий Плужников "Пост и "Шоколад",http://www.psevdo.net/index.php?go=Pages&in=view&id=83
Жил да был маленький французский городок, и главным в его жизни был покой… Жители городка были очень благочестивы, набожны, регулярно посещали мессу. Да и как могло быть иначе, если пример им подавал сам мэр...
Пост и «Шоколад».
«В глубине души Он гедонист. Все эти посты и бдения, костры и кресты – лишь фасад.
Пена на морском берегу. А на просторе Его морей – радость и снова радость».
(К. С. Льюис. Письма Баламута. Письмо 22-е.).
Хочу сразу предупредить: дальше читать не следуем тем, кто:
- уверен, что телевизор – это бес с рогами на крыше;
- считает, что кинофильмы – это искушение, и вообще, из зрелищ допустима лишь воскресная проповедь батюшки о грядущем Антихристе;
- думает, что священник – это придаток к кадилу и кануну, и нечего ему рецензии писать о всякой ерунде;
- раздражается, когда видит, как кто-то есть шоколадку в Великий пост.
Все же остальные, кто решил продолжить чтение, имеют возможность узнать, а что же было дальше с той шоколадкой…
А было вот что:
Жил да был маленький французский городок, и главным в его жизни был покой… Жители городка были очень благочестивы, набожны, регулярно посещали мессу. Да и как могло быть иначе, если пример им подавал сам мэр – граф де Рено. О, он был воплощением добродетели: встречал и приветствовал сограждан у входа в храм, следил за их нравственностью, редактировал проповеди юного священника, строго постился, усердно молился. Было у него ещё две особенности: он был главным арендодателем городка, и его жена уже почти год путешествовала по Италии…
И так бы мирная жизнь городка и дальше текла ленивым ручейком, как вдруг… подул «озорной северный ветер», и в городке появилась женщина с девочкой. И тихая обыденность мгновенно взорвалась: ещё бы! Она не ходит в церковь (!), у неё незаконнорожденная дочь (!!), у неё красные туфли (!!!), и что самое ужасное – она открывает шоколадное кафе накануне Великого поста!!!!
Тень вкусового соблазна и греховного шоколадного удовольствия накрывает городок, и на спасение душ искушаемых католиков бросается мэр. Он вспоминает, как его предок, первый граф де Рено изгнал из города гугенотов-протестантов, и сам решает выйти на «священную войну между моралью и… шоколадницей». Для начала благочестивый мэр запрещает всем общаться с атеисткой и безнравственной женщиной, главными пороками каковой являются… радость и любовь, дружба и поддержка, которыми она щедро одаривает всех приходящих к ней в кафе.
Но великий крестовый поход во имя поста и морали наталкивается на неожиданное сопротивление «язычницы» и её друзей. Чем закончится эта «священная война» - узнают те, кто решит посмотреть замечательный, добрый, красивый фильм «Шоколад» (2000 г.) режиссёра Лассе Халстрома с Жюльенн Бинош и Джонни Деппом в главных ролях.
Этот фильм очень полезно бы показывать прихожанам в Прощёное воскресенье, чтобы напомнить им о главном смысле телесного воздержания, как пути отсечения страстей, но приближения к Богу и усиления милости и любви к ближним. Напомнить слова Златоуста, который советовал иметь одной из целей сокращения рациона в пост экономию средств для помощи нуждающимся и голодным.
Напомнить всем, увлекающимся формами, что за формой можно потерять содержание: как говорили святые отцы, лучше мясо кушать, чем ближнего. Некоторые, например, очень любят календари с подробным указанием, когда сухоядение, когда икра, а когда - горячая пища с растительным маслом… Замечательным проповедник отец Димитрий Смирнов как-то сказал таким любителям точности: «А кто хочет получить благословение на сухоядение и хлеб с водой, должен сначала принести справку из психдиспансера»…
Этот фильм поможет вспомнить, что пост есть средство, но никак не цель, что Христос призвал не делать унылых лиц, чтобы казаться постящимися, а «умыть лицо своё».
Очень многие в пост увлекаются «покаянием» в скушанном печенье (причём делают большие несчастные глаза: нет, мол, мне прощенья, великому осквернённому грешнику!), в супе, сваренном на растительном масле, но не забывают покаянно пнуть ближнего, вводящего якобы нас в соблазн.
Но самое страшное, когда на исповедь приходит семи-восьмилетняя малюточка и кается в «преступлении», подсказанном мамой: «веселилась в пост»! Мне страшно становится, что же вырастет из этого ребёнка, если, не дай Бог, он поверит маме, что Богу противно в течение весенних или зимних сорока дней видеть, как радуются дети, «каковых есть Царствие Небесное»?! Не возненавидит ли он, когда подрастёт, этого жестокого Бога с его лицемерной религией хмурых и недовольных адептов, ковыряющихся в тарелке с вермишелью и тщательно изучающих состав постного майонеза?.. Сможет ли он узнать и понять, что синонимами Царствия Небесного в Евангелии являются вечеря, брачный пир, встреча Жениха (не пьяного злого мужа!)?
Фильм «Шоколад» поможет понять некоторые моменты нашей духовной жизни. Думается, многие задумаются над словами молодого католического патера, сказанными в пасхальной проповеди от чистого сердца: «Нельзя жить на свете, меряя добродетель тем, что мы не сделали, тем, в чём отказали себе, от чего устояли и кого отвергли. Я думаю, добродетель измеряет то, что мы создали, воплотили в жизнь и кого согрели».
Но, конечно, хочется надеяться, что после просмотра фильма или прочтения этой статьи не будут сделаны радикальные выводы: долой посты, молитвы, уставы – вперёд в рестораны и на дискотеки, увеличивать радость и любовь!.. Пусть всё же трезвомыслие останется приоритетным направлением нашего сознания, и читатели (зрители) найдут истинную меру, царский путь, по словам апостола: «всё мне позволительно, но не всё полезно». Находить эти грани между «можно» и «нужно», между свободой и долгом – в этом и состоит внутренняя духовная жизнь христианина, и никто не сможет вместо нас самих сделать правильный выбор. Можно только напомнить слова К. С. Льюиса: «Всё становится благом, когда смотрит на Бога, и злом – когда отворачивается от Него» («Расторжение брака»).
Священник Алексий Плужников "Пост и "Шоколад",http://www.psevdo.net/index.php?go=Pages&in=view&id=83
воскресенье, 25 декабря 2011 г.
Вот такое вот ...вращение
Интересный факт: наше Братство существует при Семинарии и Академии уже 10-й год. Деятельность - самая разнообразная - от поездок в детские дома до встреч с молодежными группами и проведения Республиканского семинара. Точно так же и диапазон степеней занятости в Братстве может быть самым различным - от периодической до самой напряженной и беспросветной. Кроме того, в Братстве можно найти море интересных идей, массу возможностей для самореализации, безвозмездно получить великое количество различных печатных методических материалов.
Но вот досада: из 250 студентов Духовных Школ, к нам в Братство приходит только 25 человек! Были курсы, из которых не пришло за все 5 лет обучения ни одного человека!
Но почему? Ведь это все будущие священники, которым при назначении на приход просто до зарезу понадобятся все эти знания и материалы!
Я интересовался. И оказалось, что одна из главных причин - это распространенное крайне критическое отношение не только к самому слову "братство", но и вообще к подобной форме церковной жизни!
Я пошел дальше и стал дознаваться, в чем же причина уже этого явления? Почти все опрашиваемые мною ответили одно и то же: в тех местах, где родились и выросли эти молодые люди, тоже были православные братства. И эти братства влачили просто жалкое существование - собирались время от времени, немного молились, пили чай и... И ВСЕ!!!
ВСЕ!!!
Но ведь называться таким высоким именем - Братство, это значит свидетельствовать о том, что между членами этой группы живет самая настоящая братская любовь. Христианская любовь! Но это еще не все. Любовь не может замыкаться в себе, она всегда изливается, освящая все вокруг. Ведь и Господь создал мир для того (возможно - ибо только Он Один это знает наверняка), чтобы и другие создания почувствовали любовь, ту самую, которая царит среди Лиц Самой Троицы! В этом и заключается высокий смысл Братства - взрастить любовь между собою, а потом нести ее тем, кто в ней нуждается.
Именно поэтому называться Братством просто невозможно, не совершая дел любви. Не утешая огорченного. Не посещая больного. Не помогая детям-сиротам.
Это будет полным абсурдом!
Это как называться рыбаком, а рыбы не ловить вообще никогда!
Это как называться родителем, а детей не воспитывать!
Это как называться христианином, но ни одного христианского поступка не совершить!
В таком случае, все эти группы , посмевшие назваться "братствами" просто-напросто опошляют само это слово, сравнивают с нулем саму идею Братства!
И это не просто неправильность. Все подобные примеры приносят конкретный вред. Многие слышат о братствах, но очень мало тех, кто видел или ощущал их деятельность. Поэтому спроси любого о делах любви христианской - вспомнят баптистов, вспомнят пятидесятников. Даже вспомнят вообще непонятно кого. А вот православных - нет. Не вспомнят православных.
Потому что пока православные собираются, вместе прочитывают акафист и пьют после этого чаек, другие ДЕЛАЮТ!
Пить чай и молиться - это прекрасно. Но этого мало. Это то же самое, что нарядиться, причесаться, купить цветы, пригласить любимую девушку на свиданье и... не пойти. Просто-напросто не пойти.
Поэтому пусть все подобные собрания называются молодежными группами, "молодежками", клубами и кружками - как угодно! Но не братствами.
Хватит! И так уже в Церкви слишком много не идет дальше слов.
Или пусть, назвавшись братствами, действительно таковыми становятся.
Все.
Выговорился.
Но вот досада: из 250 студентов Духовных Школ, к нам в Братство приходит только 25 человек! Были курсы, из которых не пришло за все 5 лет обучения ни одного человека!
Но почему? Ведь это все будущие священники, которым при назначении на приход просто до зарезу понадобятся все эти знания и материалы!
Я интересовался. И оказалось, что одна из главных причин - это распространенное крайне критическое отношение не только к самому слову "братство", но и вообще к подобной форме церковной жизни!
Я пошел дальше и стал дознаваться, в чем же причина уже этого явления? Почти все опрашиваемые мною ответили одно и то же: в тех местах, где родились и выросли эти молодые люди, тоже были православные братства. И эти братства влачили просто жалкое существование - собирались время от времени, немного молились, пили чай и... И ВСЕ!!!
ВСЕ!!!
Но ведь называться таким высоким именем - Братство, это значит свидетельствовать о том, что между членами этой группы живет самая настоящая братская любовь. Христианская любовь! Но это еще не все. Любовь не может замыкаться в себе, она всегда изливается, освящая все вокруг. Ведь и Господь создал мир для того (возможно - ибо только Он Один это знает наверняка), чтобы и другие создания почувствовали любовь, ту самую, которая царит среди Лиц Самой Троицы! В этом и заключается высокий смысл Братства - взрастить любовь между собою, а потом нести ее тем, кто в ней нуждается.
Именно поэтому называться Братством просто невозможно, не совершая дел любви. Не утешая огорченного. Не посещая больного. Не помогая детям-сиротам.
Это будет полным абсурдом!
Это как называться рыбаком, а рыбы не ловить вообще никогда!
Это как называться родителем, а детей не воспитывать!
Это как называться христианином, но ни одного христианского поступка не совершить!
В таком случае, все эти группы , посмевшие назваться "братствами" просто-напросто опошляют само это слово, сравнивают с нулем саму идею Братства!
И это не просто неправильность. Все подобные примеры приносят конкретный вред. Многие слышат о братствах, но очень мало тех, кто видел или ощущал их деятельность. Поэтому спроси любого о делах любви христианской - вспомнят баптистов, вспомнят пятидесятников. Даже вспомнят вообще непонятно кого. А вот православных - нет. Не вспомнят православных.
Потому что пока православные собираются, вместе прочитывают акафист и пьют после этого чаек, другие ДЕЛАЮТ!
Пить чай и молиться - это прекрасно. Но этого мало. Это то же самое, что нарядиться, причесаться, купить цветы, пригласить любимую девушку на свиданье и... не пойти. Просто-напросто не пойти.
Поэтому пусть все подобные собрания называются молодежными группами, "молодежками", клубами и кружками - как угодно! Но не братствами.
Хватит! И так уже в Церкви слишком много не идет дальше слов.
Или пусть, назвавшись братствами, действительно таковыми становятся.
Все.
Выговорился.
Притча о рыбаках и рыбке
Было время, когда существовала группа людей, называющих себя рыбаками.
Кроме того, много рыбы плавало вокруг.
В действительности весь регион был испещрен ручьями и речками полными рыбы. И рыба была голодна.
Неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом эти люди называли себя рыбаками, собирались на встречи беседовали о своем призвании рыбачить, обилии рыбы и способах рыбной ловли. Год за годом они давали точные определения рыбной ловли, защищали ее, как профессию, и заявляли, что рыбная ловля - это главная задача рыбака.
Непрерывно они искали новые и лучшие методы рыбной ловли и лучшие определения для нее, они также утверждали: «Рыбалка- задача каждого рыбака», «Каждый рыбак- ловец рыбы». Они спонсировали специальные собрания под названием «Кампания по рыбной ловле» и «рыбный месяц». Они спонсировали конгрессы национального и мирового масштаба, чтобы обсуждать рыбную ловлю и послушать о всех способах рыбной ловли, о рыбах, о снастях и новых изобретениях в этой области.
Эти рыбаки строили большие красивые здания под названием «Офис рыбной ловли». Было воззвание: «Каждый - рыбак, а каждый рыбак должен рыбачить».
Одного однако они не делали - они не рыбачили.
В добавок к регулярным встречам был организован совет, чтобы посылать рыбаков в другие места для ловли рыбы. По мнению рыбаков этот совет понадобился, чтобы призывать рыбаков ловить рыбу. В совет вошли те, у кого было мужество говорить о рыбной ловле и ведении работы. Этот совет также нанимал работников и назначал комитеты по определении ловли рыбы, защите рыболовства и планированию по охвату новых рек. Но администрация и члены комитета не рыбачили.
Строились и большие дорогие центры по подготовке, главной целью которых было научить рыбаков рыбачить. На протяжении нескольких лет преподавались курсы о нуждах рыбы, ее строении, местах обитания и психологии. Преподаватели имели докторские степени по рыбологии. Но преподаватели не рыбачили. Они только учили рыбной ловле. По окончании учебы студенты получали лицензии рыболова, их посылали в далекие места, чтобы ловить рыбу. Другие тратили много времени на изучение и путешествия по местам, где их предки могли поймать много рыбы, дабы узнать историю рыбной ловли.
Далее рыбаки строили большие типографии, чтобы печатать руководство по рыбной ловле. День и ночь работали печатные станки, чтобы производить материалы по методам рыбной ловли, оборудованию и программам, как организовать встречи, посвященные беседам о рыбной ловле.
Многие откликнулись на призыв ловить рыбу. Их посвятили и отправили на рыбалку. Но, как и их предшественники они никогда не рыбачили. Как их земляки рыбаки, они занимались чем угодно. Они строили насосные станции, чтобы качать воду для рыбы и каналы для ее обитания. Некоторые сказали, что они хотели бы пойти порыбачить, но они чувствовали призвание делать снасти для рыбной ловли. Другие думали, что их задача - по-хорошему общаться с рыбой, чтобы та могла знать разницу между плохими и хорошими рыбаками. Были и те, кто считал, что главное - преподать рыбе уроки плавания и дать ей достаточно пищи для роста. Другие говорили о методах очистки воды и перемещения рыбы в другие воды для избавления от врагов.
После одной пробуждающей встречи о необходимости рыбной ловли один молодой человек ушел порыбачить. На следующий день он сообщил, что поймал две большие рыбины. Он был награжден за отличный улов, и призван посетить все возможные большие встречи, чтобы поделиться, как он это сделал. Поэтому он перестал рыбачить, чтобы иметь время рассказать о своем опыте другим рыбакам.
Его также поместили в Совет, как человека с огромным опытом. Почти никто из присутствовавших на еженедельных собраниях не рыбачил. Поэтому те, кто кого посылали на рыбалку не рыбачили, как и те кто их посылал. Они сформировывали группы, чтобы определять рыбную ловлю, защищать ее и заявлять как она важна...
Они молились, чтобы много рыбы было поймано.
Одного только не было - они не рыбачили. Однако, они все еще назывались рыбаками, о чем заявляли повсюду. А рыбы было в изобилии. Просачивалась маленькая критика, что рыба-то не ловится. Но, так как те, кто критиковал и сами ничего не ловили, их критицизм всерьез не воспринимался.
Правда конечно, что многие рыбаки чем-то пожертвовали и встречались многими трудностями. Некоторые жили прямо у воды и вдыхали запах мертвой рыбы каждый день. Над ними смеялись, рассуждая об их клубах.
Им было непонятно, почему некоторые не посещают собрания, чтобы беседовать о рыбной ловле. В конце концов, разве они не следовали совету Учителя: «Идите за Мною, и я сделаю вас ловцами человеков»? Представьте как обижены были некоторые, когда один человек как-то сказал, что те которые ничего не ловили, не могут называться рыбаками, независимо от их заявлений.
Что вы думаете? Это же это звучит правильно? Является ли человек рыбаком, если год за годом он не ловит ни одной рыбы?
Слышите ли вы, те, кто не рыбачит???
Кроме того, много рыбы плавало вокруг.
В действительности весь регион был испещрен ручьями и речками полными рыбы. И рыба была голодна.
Неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом эти люди называли себя рыбаками, собирались на встречи беседовали о своем призвании рыбачить, обилии рыбы и способах рыбной ловли. Год за годом они давали точные определения рыбной ловли, защищали ее, как профессию, и заявляли, что рыбная ловля - это главная задача рыбака.
Непрерывно они искали новые и лучшие методы рыбной ловли и лучшие определения для нее, они также утверждали: «Рыбалка- задача каждого рыбака», «Каждый рыбак- ловец рыбы». Они спонсировали специальные собрания под названием «Кампания по рыбной ловле» и «рыбный месяц». Они спонсировали конгрессы национального и мирового масштаба, чтобы обсуждать рыбную ловлю и послушать о всех способах рыбной ловли, о рыбах, о снастях и новых изобретениях в этой области.
Эти рыбаки строили большие красивые здания под названием «Офис рыбной ловли». Было воззвание: «Каждый - рыбак, а каждый рыбак должен рыбачить».
Одного однако они не делали - они не рыбачили.
В добавок к регулярным встречам был организован совет, чтобы посылать рыбаков в другие места для ловли рыбы. По мнению рыбаков этот совет понадобился, чтобы призывать рыбаков ловить рыбу. В совет вошли те, у кого было мужество говорить о рыбной ловле и ведении работы. Этот совет также нанимал работников и назначал комитеты по определении ловли рыбы, защите рыболовства и планированию по охвату новых рек. Но администрация и члены комитета не рыбачили.
Строились и большие дорогие центры по подготовке, главной целью которых было научить рыбаков рыбачить. На протяжении нескольких лет преподавались курсы о нуждах рыбы, ее строении, местах обитания и психологии. Преподаватели имели докторские степени по рыбологии. Но преподаватели не рыбачили. Они только учили рыбной ловле. По окончании учебы студенты получали лицензии рыболова, их посылали в далекие места, чтобы ловить рыбу. Другие тратили много времени на изучение и путешествия по местам, где их предки могли поймать много рыбы, дабы узнать историю рыбной ловли.
Далее рыбаки строили большие типографии, чтобы печатать руководство по рыбной ловле. День и ночь работали печатные станки, чтобы производить материалы по методам рыбной ловли, оборудованию и программам, как организовать встречи, посвященные беседам о рыбной ловле.
Многие откликнулись на призыв ловить рыбу. Их посвятили и отправили на рыбалку. Но, как и их предшественники они никогда не рыбачили. Как их земляки рыбаки, они занимались чем угодно. Они строили насосные станции, чтобы качать воду для рыбы и каналы для ее обитания. Некоторые сказали, что они хотели бы пойти порыбачить, но они чувствовали призвание делать снасти для рыбной ловли. Другие думали, что их задача - по-хорошему общаться с рыбой, чтобы та могла знать разницу между плохими и хорошими рыбаками. Были и те, кто считал, что главное - преподать рыбе уроки плавания и дать ей достаточно пищи для роста. Другие говорили о методах очистки воды и перемещения рыбы в другие воды для избавления от врагов.
После одной пробуждающей встречи о необходимости рыбной ловли один молодой человек ушел порыбачить. На следующий день он сообщил, что поймал две большие рыбины. Он был награжден за отличный улов, и призван посетить все возможные большие встречи, чтобы поделиться, как он это сделал. Поэтому он перестал рыбачить, чтобы иметь время рассказать о своем опыте другим рыбакам.
Его также поместили в Совет, как человека с огромным опытом. Почти никто из присутствовавших на еженедельных собраниях не рыбачил. Поэтому те, кто кого посылали на рыбалку не рыбачили, как и те кто их посылал. Они сформировывали группы, чтобы определять рыбную ловлю, защищать ее и заявлять как она важна...
Они молились, чтобы много рыбы было поймано.
Одного только не было - они не рыбачили. Однако, они все еще назывались рыбаками, о чем заявляли повсюду. А рыбы было в изобилии. Просачивалась маленькая критика, что рыба-то не ловится. Но, так как те, кто критиковал и сами ничего не ловили, их критицизм всерьез не воспринимался.
Правда конечно, что многие рыбаки чем-то пожертвовали и встречались многими трудностями. Некоторые жили прямо у воды и вдыхали запах мертвой рыбы каждый день. Над ними смеялись, рассуждая об их клубах.
Им было непонятно, почему некоторые не посещают собрания, чтобы беседовать о рыбной ловле. В конце концов, разве они не следовали совету Учителя: «Идите за Мною, и я сделаю вас ловцами человеков»? Представьте как обижены были некоторые, когда один человек как-то сказал, что те которые ничего не ловили, не могут называться рыбаками, независимо от их заявлений.
Что вы думаете? Это же это звучит правильно? Является ли человек рыбаком, если год за годом он не ловит ни одной рыбы?
Слышите ли вы, те, кто не рыбачит???
четверг, 22 декабря 2011 г.
Тумбы-юмбы всякие!
Как-то делали мы очередной лагерь.
Хорошо там было. Нормальная команда вожатых подобралась. Все были неплохо подготовлены. Только я, к сожалению, в тот раз бывал в лагере только наездами - работа не позволяла уделять время по-настоящему.
Так вот, приехал я с очередным "визитом". Смотрю - родители чьи-то приехали. "Ну,- думаю, - хорошо. Праздник тем более у нас готовится, выступления там разные. Посмотрят".
Только вскоре сообщают мне мои вожатые, что эти чьи-то мама с папой приехали за своим ребенком (я в тот раз административных функций не выполнял, поэтому мог и не знать такого факта). Пошел я разобраться, в чем дело. Они как раз по лагерю прогуливались. Спрашиваю - как, мол, вам здесь? Папа спокойно отвечает, что все хорошо, что нравится... Но тут, его отталкивая, передо мной возникает мама. "А не все нам тут нравится! Забираем мы дочку! Что за язычество тут у вас?" Спокойно и удивленно спрашиваю, что она имеет в виду. "А вот эти ваши "тумбы-юмбы" всякие!". Присмотрелся я - точно! Нездоровый огонь в глазах, немного перекошенное лицо "православной" активистки.
"Какие, - думаю, - "тумбы-юмбы"? Может, играли дети в папуасов каких, или что?"
Думаю, подожду немного. Тем более, что эта семейная пара решила все-таки остаться на праздник.
Скоро все выяснилось. Отряд, где была их дочка (очень бойкая, живая и веселая девочка), подготовил музыкальный номер, в котором дети и вожатые без инструментов, только голосами и произнесением различных слов, исполняли очень красивую мелодию. Так вот, часть этой мелодии состояла из ритмического пропевания несколько раз слова "тумбочка"!
И стало мне так жалко-жалко девочку, которая пока еще так по-детски весела. Так живо представилась строгая мама ее, сжигающая книгу с детскими сказками только потому, что там тоже "тумбы-юмбы всякие" - Змей Горыныч, Баба-Яга и другие. Или, к примеру, запрещающая ребенку смеяться и играть только потому, "что пост".
И опять, опять подкатил к горлу то ли комок обиды за родное и горячо любимое Православие, то ли просто захотелось, как говорит Господь, выблевать нечто не холодное и не горячее, но противно-теплое (Откровение, глава 3, стихи 15-16)
Девочку они все-таки увезли...
Хорошо там было. Нормальная команда вожатых подобралась. Все были неплохо подготовлены. Только я, к сожалению, в тот раз бывал в лагере только наездами - работа не позволяла уделять время по-настоящему.
Так вот, приехал я с очередным "визитом". Смотрю - родители чьи-то приехали. "Ну,- думаю, - хорошо. Праздник тем более у нас готовится, выступления там разные. Посмотрят".
Только вскоре сообщают мне мои вожатые, что эти чьи-то мама с папой приехали за своим ребенком (я в тот раз административных функций не выполнял, поэтому мог и не знать такого факта). Пошел я разобраться, в чем дело. Они как раз по лагерю прогуливались. Спрашиваю - как, мол, вам здесь? Папа спокойно отвечает, что все хорошо, что нравится... Но тут, его отталкивая, передо мной возникает мама. "А не все нам тут нравится! Забираем мы дочку! Что за язычество тут у вас?" Спокойно и удивленно спрашиваю, что она имеет в виду. "А вот эти ваши "тумбы-юмбы" всякие!". Присмотрелся я - точно! Нездоровый огонь в глазах, немного перекошенное лицо "православной" активистки.
"Какие, - думаю, - "тумбы-юмбы"? Может, играли дети в папуасов каких, или что?"
Думаю, подожду немного. Тем более, что эта семейная пара решила все-таки остаться на праздник.
Скоро все выяснилось. Отряд, где была их дочка (очень бойкая, живая и веселая девочка), подготовил музыкальный номер, в котором дети и вожатые без инструментов, только голосами и произнесением различных слов, исполняли очень красивую мелодию. Так вот, часть этой мелодии состояла из ритмического пропевания несколько раз слова "тумбочка"!
И стало мне так жалко-жалко девочку, которая пока еще так по-детски весела. Так живо представилась строгая мама ее, сжигающая книгу с детскими сказками только потому, что там тоже "тумбы-юмбы всякие" - Змей Горыныч, Баба-Яга и другие. Или, к примеру, запрещающая ребенку смеяться и играть только потому, "что пост".
И опять, опять подкатил к горлу то ли комок обиды за родное и горячо любимое Православие, то ли просто захотелось, как говорит Господь, выблевать нечто не холодное и не горячее, но противно-теплое (Откровение, глава 3, стихи 15-16)
Девочку они все-таки увезли...
Что-то я стал неспокойным...
Что-то стал я неспокойным.
Совсем тяжело сдерживаться иногда.
Без жаргона не скажу: достали!!! Достали все эти люди,ходящие с постными лицами, всего боящиеся, называющие себя православными, а сами о христианстве имеющие самое смутное представление!
Я, конечно, считаю, что всякий волен быть таким, какой он есть. Если ты - тихий, стремящийся к покою человек, то этим ты и красив. Ты такой, каким ты и был создан. Бурный и громкий - и это хорошо, если от души.
Но зачем, зачем обмазывать себя цементом какого-то неестественного показного "смирения", наносить макияж заметного, вызывающего и показного "благочестия", плыть по жизни, как оглушенная обухом, да еще и вареная рыба, и еще при этом сметь всем давать понять, что ты - такой именно потому, что ты - "православный"?!
Тошнит! Тошнит!! Тошнит и выворачивает наизнанку от такого!!!
И каждый нормальный человек, ищущий истины, при виде такой вот "амебы", самочинно назвавшей себя православной, спросит себя: "Хочу ли я таким быть?" И, естественно, ответит: "Нет, ни за что!". И прав будет абсолютно.
Кто дал право в таком свете представлять Православие??? Кто позволил вводить в заблуждение окружающих, которые, после контакта с таким носителем вируса серой тоски, думают, что гнездится этот вирус именно в православном храме?!
Жил парень как парень. Вполне живым жил. Спорту подростков учил. Но вот вдруг стал неразговорчивым и хмурым. Перестал почти улыбаться. Стал и слушание музыки, и просмотр фильмов (не сугубо "православных"), и много чего другого считать грехом. Сначала все подумали, что он заболел сильно. Но вдруг оказалось, что он стал регулярно посещать церковь. Разумеется, что все окружающие связали эти два факта воедино (особенно после его вполне прозрачных намеков) и пометили их причинно-следственными значками. И теперь довольно большое количество людей (коллеги, друзья и т. д.) уверены, что ТАКИМИ людей делают в Церкви.
Но ведь это же просто издевательство над христианством! Не про таких ли, маскирующихся под заядлых травокуров квази-христиан сказал Христос: "...кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской." (Евангелие от Матфея,глава 18, стих 6)?
Вот честное слово, самолично бы повесил жернов! Не утопил бы, но жернов повесил.
"Начало "ложной религии" - неумение радоваться, вернее - отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней - правильны, подлинны, плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости - они легко становятся "демоническими", извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: все это соблазны, все это "прелесть". Но до чего же она сильна не только в мире, но и внутри Церкви… И почему-то у "религиозных" людей радость всегда под подозрением. Первое, главное, источник всего: "Да возрадуется душа моя о Господе…". Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает.
Чувство вины, морализм не "освобождают" от мира и его соблазнов. Радость - основа свободы, в которой мы призваны "стоять". Где, как, когда извратилась, замутилась эта "тональность" христианства или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане "глохнуть" к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?"
из дневников отца Александра Шмемана,
запись 12 октября 1976
Совсем тяжело сдерживаться иногда.
Без жаргона не скажу: достали!!! Достали все эти люди,ходящие с постными лицами, всего боящиеся, называющие себя православными, а сами о христианстве имеющие самое смутное представление!
Я, конечно, считаю, что всякий волен быть таким, какой он есть. Если ты - тихий, стремящийся к покою человек, то этим ты и красив. Ты такой, каким ты и был создан. Бурный и громкий - и это хорошо, если от души.
Но зачем, зачем обмазывать себя цементом какого-то неестественного показного "смирения", наносить макияж заметного, вызывающего и показного "благочестия", плыть по жизни, как оглушенная обухом, да еще и вареная рыба, и еще при этом сметь всем давать понять, что ты - такой именно потому, что ты - "православный"?!
Тошнит! Тошнит!! Тошнит и выворачивает наизнанку от такого!!!
И каждый нормальный человек, ищущий истины, при виде такой вот "амебы", самочинно назвавшей себя православной, спросит себя: "Хочу ли я таким быть?" И, естественно, ответит: "Нет, ни за что!". И прав будет абсолютно.
Кто дал право в таком свете представлять Православие??? Кто позволил вводить в заблуждение окружающих, которые, после контакта с таким носителем вируса серой тоски, думают, что гнездится этот вирус именно в православном храме?!
Жил парень как парень. Вполне живым жил. Спорту подростков учил. Но вот вдруг стал неразговорчивым и хмурым. Перестал почти улыбаться. Стал и слушание музыки, и просмотр фильмов (не сугубо "православных"), и много чего другого считать грехом. Сначала все подумали, что он заболел сильно. Но вдруг оказалось, что он стал регулярно посещать церковь. Разумеется, что все окружающие связали эти два факта воедино (особенно после его вполне прозрачных намеков) и пометили их причинно-следственными значками. И теперь довольно большое количество людей (коллеги, друзья и т. д.) уверены, что ТАКИМИ людей делают в Церкви.
Но ведь это же просто издевательство над христианством! Не про таких ли, маскирующихся под заядлых травокуров квази-христиан сказал Христос: "...кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской." (Евангелие от Матфея,глава 18, стих 6)?
Вот честное слово, самолично бы повесил жернов! Не утопил бы, но жернов повесил.
"Начало "ложной религии" - неумение радоваться, вернее - отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней - правильны, подлинны, плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости - они легко становятся "демоническими", извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: все это соблазны, все это "прелесть". Но до чего же она сильна не только в мире, но и внутри Церкви… И почему-то у "религиозных" людей радость всегда под подозрением. Первое, главное, источник всего: "Да возрадуется душа моя о Господе…". Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает.
Чувство вины, морализм не "освобождают" от мира и его соблазнов. Радость - основа свободы, в которой мы призваны "стоять". Где, как, когда извратилась, замутилась эта "тональность" христианства или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане "глохнуть" к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?"
из дневников отца Александра Шмемана,
запись 12 октября 1976
четверг, 28 июля 2011 г.
Пришлось мне как-то ехать (в который раз!) автостопом. Одет я был в подрясник, поэтому долго стоять на трассе мне не пришлось - минут через 10 остановился старенький фольксваген. Не успел я сесть и захлопнуть дверцу авто, как услышал: "А что ж на своей не ездишь?" С небольшим недоумением я ответил, что своей машины пока не имею. "А что ж так? Не нагреб денег еще?"
Я, признаться, впал в полусекундный ступор. "Елки, - думаю, - что же ответить? Чего он так агрессивен?" Начинаю понемногу объяснять, что я не служу на приходе, а работаю преподавателем в Семинарии, где не так уж и много платят...
Мужик немного успокоился. Разговорились. Он рассказал с обидой, как с него потребовали большую сумму денег за отпевание бабушки, которая всю жизнь много и бескорыстно помогала Церкви пением и разнообразным трудом... Рассказал, как в одном из храмов заломили опять же большую цену (именно цену!) за крещение ребенка, дав понять, что меньшая сумма неприемлема...
"И тратят же они эти деньги не на общую пользу - ладно бы построили чего! А на себя! Вот знаю священника Недавно рукоположился - и уже ездит на тачке за 30 тысяч! Ну почему так?! Это что - называется "честно заработать"?", - возмущался мой собеседник.
А я... А что я? Мне в очередной раз было стыдно за то, что я тоже в подряснике...
Я, признаться, впал в полусекундный ступор. "Елки, - думаю, - что же ответить? Чего он так агрессивен?" Начинаю понемногу объяснять, что я не служу на приходе, а работаю преподавателем в Семинарии, где не так уж и много платят...
Мужик немного успокоился. Разговорились. Он рассказал с обидой, как с него потребовали большую сумму денег за отпевание бабушки, которая всю жизнь много и бескорыстно помогала Церкви пением и разнообразным трудом... Рассказал, как в одном из храмов заломили опять же большую цену (именно цену!) за крещение ребенка, дав понять, что меньшая сумма неприемлема...
"И тратят же они эти деньги не на общую пользу - ладно бы построили чего! А на себя! Вот знаю священника Недавно рукоположился - и уже ездит на тачке за 30 тысяч! Ну почему так?! Это что - называется "честно заработать"?", - возмущался мой собеседник.
А я... А что я? Мне в очередной раз было стыдно за то, что я тоже в подряснике...
суббота, 16 июля 2011 г.
Вспомнилось...
Вспоминается случай из нашей воспитательной практики, когда к нам на весенние каникулы попали несколько ребят с довольно непростыми судьбами из N-ской школы-интерната. Нас, как бы это сказать… м-м-м… весьма впечатлили слова одного из приехавших парней: «Загнали нас сюд… Перерезать бы всех этих попов…» («попы» - это, значит, были мы и вообще все представители Церкви). Да-а-а… Непросто было: приехавшие ребята никого не желали слушаться, кроме нас (да и то – не сразу). Один парень так вообще заявил: «Если что будет не по мне, так я вообще повешусь!» И он все-таки попробовал это сделать – чтоб доказать нам, что ничего не боится. К счастью, все обошлось - успели мы его снять.
Признаться, что через несколько сумасшедших дней, наполненных побегами, погонями, выяснением отношений и многим другим, – через те несколько дней, во время которых мы не могли расслабиться буквально ни на минуту, нам с Игорем очень захотелось вернуть ребят в интернат. И уже почти решившись на это, мы вдруг поняли, что такое решение было бы поражением не только нас, но и всего того доброго, что стоит за нашими спинами. Мы поняли, что эти ребята вовсе не виноваты в том, что они такие: просто в своей жизни они видели неизмеримо больше зла, чем добра. Те правила и законы, которыми, бывает, руководствуются в жизни дети из крайне неблагополучных семей, похожи больше на законы звериной стаи, чем на человеческие, но выбирают дети такие законы не сами – так их научили жить дома…
В общем, сжав зубы, мы решили продолжать. При этом никто из нас не стремился насильно ворваться в души этих детей, не пытался грубо растоптать их внутренний мир и сделать из них послушных «паинек»… Мы просто жили рядом с ними, старались сопереживать их трудностям и радостям, радоваться их взлетам и прощать их падения.
Единственное, чего мы старались придерживаться неукоснительно – это быть во всем предельно искренними, искренними на все 200 %. И здесь цифра 200 – не преувеличение, вставленное ради «стиля и красоты». На 100 % старались быть открытыми и искренними мы. Но этого было мало – мы также добивались, чтобы точно также на все 100 понимали нас и ребята.
Только с Божьей помощью мы смогли выдержать те десять дней, каждый из которых оставил по нескольку рубцов в наших сердцах, но расставались мы с этими ребятами уже почти друзьями…
Конечно же, нельзя за такой короткий срок изменить характер человека. Даже чтобы сделать это за много более длительный период, надо быть Антоном Семеновичем Макаренко, который ценой великого самопожертвования смог исправить жизненные дорожки многим десяткам своих воспитанников. Но мы старались хотя бы посеять семена доброты, хотя бы дать понять, что есть другой путь, отличный от того, которым эти парни привыкли идти с раннего детства…
Вспоминается случай из нашей воспитательной практики, когда к нам на весенние каникулы попали несколько ребят с довольно непростыми судьбами из N-ской школы-интерната. Нас, как бы это сказать… м-м-м… весьма впечатлили слова одного из приехавших парней: «Загнали нас сюд… Перерезать бы всех этих попов…» («попы» - это, значит, были мы и вообще все представители Церкви). Да-а-а… Непросто было: приехавшие ребята никого не желали слушаться, кроме нас (да и то – не сразу). Один парень так вообще заявил: «Если что будет не по мне, так я вообще повешусь!» И он все-таки попробовал это сделать – чтоб доказать нам, что ничего не боится. К счастью, все обошлось - успели мы его снять.
Признаться, что через несколько сумасшедших дней, наполненных побегами, погонями, выяснением отношений и многим другим, – через те несколько дней, во время которых мы не могли расслабиться буквально ни на минуту, нам с Игорем очень захотелось вернуть ребят в интернат. И уже почти решившись на это, мы вдруг поняли, что такое решение было бы поражением не только нас, но и всего того доброго, что стоит за нашими спинами. Мы поняли, что эти ребята вовсе не виноваты в том, что они такие: просто в своей жизни они видели неизмеримо больше зла, чем добра. Те правила и законы, которыми, бывает, руководствуются в жизни дети из крайне неблагополучных семей, похожи больше на законы звериной стаи, чем на человеческие, но выбирают дети такие законы не сами – так их научили жить дома…
В общем, сжав зубы, мы решили продолжать. При этом никто из нас не стремился насильно ворваться в души этих детей, не пытался грубо растоптать их внутренний мир и сделать из них послушных «паинек»… Мы просто жили рядом с ними, старались сопереживать их трудностям и радостям, радоваться их взлетам и прощать их падения.
Единственное, чего мы старались придерживаться неукоснительно – это быть во всем предельно искренними, искренними на все 200 %. И здесь цифра 200 – не преувеличение, вставленное ради «стиля и красоты». На 100 % старались быть открытыми и искренними мы. Но этого было мало – мы также добивались, чтобы точно также на все 100 понимали нас и ребята.
Только с Божьей помощью мы смогли выдержать те десять дней, каждый из которых оставил по нескольку рубцов в наших сердцах, но расставались мы с этими ребятами уже почти друзьями…
Конечно же, нельзя за такой короткий срок изменить характер человека. Даже чтобы сделать это за много более длительный период, надо быть Антоном Семеновичем Макаренко, который ценой великого самопожертвования смог исправить жизненные дорожки многим десяткам своих воспитанников. Но мы старались хотя бы посеять семена доброты, хотя бы дать понять, что есть другой путь, отличный от того, которым эти парни привыкли идти с раннего детства…
суббота, 18 июня 2011 г.
Если бы меня спросили: «Зачем тебе братство? …и все проблемы, связанные с ним?», я бы даже не сразу нашелся, что ответить. Очень бы хотелось сказать, что ради Христа, ...но это не так. Я чаще думаю, что люблю Его, чем нет, но обычно не мыслю свою деятельность как следствие этого чувства.
Но тогда ради чего? Ведь не бывает, чтобы «просто так» что-то стало, пожалуй, главным делом жизни? Сложно, сложно ответить. Ведь, откровенно говоря, ни меня, ни моего друга Игоря, Бог не спрашивал, когда поставил на эту стезю и подтолкнул в спину, как бы говоря: «Иди!». Но, с другой стороны, и мы не сильно сопротивлялись…
Скорее всего, дело Братства – это потребность моей собственной души. То, что я делаю для самого себя.
Вот, к примеру, я знаю, что тяжело переношу холод одиночества. Еще я не люблю гипнотическую иллюзию безысходности, когда кажется, что тебе так безнадежно плохо, что не видно никакого просвета.
И часто при беседе с тем или иным молодым человеком, я ловлю себя на мысли, что стремлюсь показать ему выход через осознание близости Бога именно потому, что этого не хватало мне самому когда-то раньше. И эта мысль – прекрасная прививка от излишней гордости: ведь никто не будет хвалиться тем, что делает для себя самого!
Но тогда ради чего? Ведь не бывает, чтобы «просто так» что-то стало, пожалуй, главным делом жизни? Сложно, сложно ответить. Ведь, откровенно говоря, ни меня, ни моего друга Игоря, Бог не спрашивал, когда поставил на эту стезю и подтолкнул в спину, как бы говоря: «Иди!». Но, с другой стороны, и мы не сильно сопротивлялись…
Скорее всего, дело Братства – это потребность моей собственной души. То, что я делаю для самого себя.
Вот, к примеру, я знаю, что тяжело переношу холод одиночества. Еще я не люблю гипнотическую иллюзию безысходности, когда кажется, что тебе так безнадежно плохо, что не видно никакого просвета.
И часто при беседе с тем или иным молодым человеком, я ловлю себя на мысли, что стремлюсь показать ему выход через осознание близости Бога именно потому, что этого не хватало мне самому когда-то раньше. И эта мысль – прекрасная прививка от излишней гордости: ведь никто не будет хвалиться тем, что делает для себя самого!
пятница, 17 июня 2011 г.
Настоящее Дело - это путь. Нередко - путь в темноте, когда светло лишь вокруг тебя, твоих спутников и икон. Порою так долго приходится идти, а нет ни результата, ни знака, ни даже намека на то, верно ты идешь или неверно. Минуты, недели... Кажется, что бредешь по полу бесконечной комнаты. Даже эха нету - неоткуда звуку отражаться просто...
Но надо верить, что знак обязательно будет, что если идешь ты искренно и руководствуясь чутьем любви, то рано или поздно убедишься в том, что твой путь - верен.
Бывают такие знаки и на пути миссионера.
Вот письмо одной девочки, которую особо никто и не замечал, когда она была в детском доме:
«…Вы, ребята, приносите радость, надежду, любовь, веру – все это, да и другие хорошие чувства и качества вы вливаете в сердца, вы вливаете в душу, своими словами успокаиваете, с вами легко и спокойно. Когда с вами, нет сомнения, что есть на свете Бог…»
Это письмо - великая святыня для меня. Оно больше бумажных благодарностей и грамот, больше хвалебных отзывов в газетах и Нете. Оно - как аттестат, как доказательство того, что, несмотря на многие промахи и недочеты, переживания и сомнения, ты все-таки не ошибся в общем направлении твоего Пути...
Но надо верить, что знак обязательно будет, что если идешь ты искренно и руководствуясь чутьем любви, то рано или поздно убедишься в том, что твой путь - верен.
Бывают такие знаки и на пути миссионера.
Вот письмо одной девочки, которую особо никто и не замечал, когда она была в детском доме:
«…Вы, ребята, приносите радость, надежду, любовь, веру – все это, да и другие хорошие чувства и качества вы вливаете в сердца, вы вливаете в душу, своими словами успокаиваете, с вами легко и спокойно. Когда с вами, нет сомнения, что есть на свете Бог…»
Это письмо - великая святыня для меня. Оно больше бумажных благодарностей и грамот, больше хвалебных отзывов в газетах и Нете. Оно - как аттестат, как доказательство того, что, несмотря на многие промахи и недочеты, переживания и сомнения, ты все-таки не ошибся в общем направлении твоего Пути...
среда, 18 мая 2011 г.
Скоро опять буду здесь писать...
Был очень занят (и я, и мой мозг). Вроде, все потиху становится на свои места - скоро продолжу сои заметки.
понедельник, 7 марта 2011 г.
Профессиональная болезнь
В работе с невоцерковленными молодыми людьми одного языка богословия почти всегда недостаточно. Поэтому миссионеру просто необходимо уметь использовать в беседе образы и целые смысловые конструкции из иных сфер современной жизни – кинематографа, науки, компьютерного мира и т. д. При умелом подходе в миссионерских целях с успехом можно использовать даже анекдоты.
И вот, как-то пролистывая стопочку свежих сборников юмора в поисках подходящего материала, я наткнулся на анекдот, смысл которого заставил меня задуматься…
Мужик работал диктором. Он провел прямой эфир на радио, начитал на пленку текст для какого-то объявления, поработал в «озвучке» рекламного ролика… И вот, в конце рабочего дня, приходит он домой.
Жена рада, старается сделать все получше: на стол накрыла, любимый борщ сварила, красивую музыку включила… А у мужа – никакой реакции! Жена даже «100 грамм» на стол поставила, а муж все сидит, да ест молча. Жена, наконец, не выдерживая: «Дорогой, ну что не так?! Чего ты молчишь все время?!» А муж ей в ответ, разводя в недоумении руками: «Так, а что говорить-то? Текста-то нет!»
Признаться, прочитав этот анекдот, я, выражаясь компьютерным термином, просто «подвис»...
Все дело вот в чем. В моей деятельности исключительно важную роль занимает умение находить общий язык с людьми, вести беседу, подбирая точные и аккуратные слова, нравиться собеседнику. И вот, на каком-то этапе, когда вроде бы у меня все это стало неплохо получаться, я обнаружил, что совершенно не могу применять эти навыки дома!
Долго я мучился над вопросом – почему так? Почему почти со всеми в беседах мне удается проявлять чуть ли не виртуозное владение шпагой слова, а дома эта шпага превращается в какое-то жалкое подобие даже не шпаги, а ржавой кочерги? В процессе поиска ответа сложилась вот такая логическая цепочка: так как все коммуникативные качества являются очень важными в моей деятельности, то они постепенно стали подсознательно восприниматься мною именно как профессиональные качества.
Приходя же домой и следуя желанию отдохнуть, я стараюсь сделать перерыв во всем, что связано с работой. При этом автопилот подсознания доделывает то, то забываю я, и переключает мой мозг в режим «home», блокируя все профессиональные функции. В том числе, и столь необходимые навыки общения! Такая вот профессиональная болезнь, получается.
Но, как сказал некто из мудрых, осознание недостатка есть уже первый шаг к его исправлению. Теперь вот потихонечку, не спеша я учусь почти заново умению говорить с близкими людьми…
(Прямо как в фильме «Аватар»: в своем мире (т. е. дома) главный герой вынужден передвигаться на инвалидной коляске, а в мире, куда его посылают по работе, проявляет чудеса акробатики и ловкости!)
В работе с невоцерковленными молодыми людьми одного языка богословия почти всегда недостаточно. Поэтому миссионеру просто необходимо уметь использовать в беседе образы и целые смысловые конструкции из иных сфер современной жизни – кинематографа, науки, компьютерного мира и т. д. При умелом подходе в миссионерских целях с успехом можно использовать даже анекдоты.
И вот, как-то пролистывая стопочку свежих сборников юмора в поисках подходящего материала, я наткнулся на анекдот, смысл которого заставил меня задуматься…
Мужик работал диктором. Он провел прямой эфир на радио, начитал на пленку текст для какого-то объявления, поработал в «озвучке» рекламного ролика… И вот, в конце рабочего дня, приходит он домой.
Жена рада, старается сделать все получше: на стол накрыла, любимый борщ сварила, красивую музыку включила… А у мужа – никакой реакции! Жена даже «100 грамм» на стол поставила, а муж все сидит, да ест молча. Жена, наконец, не выдерживая: «Дорогой, ну что не так?! Чего ты молчишь все время?!» А муж ей в ответ, разводя в недоумении руками: «Так, а что говорить-то? Текста-то нет!»
Признаться, прочитав этот анекдот, я, выражаясь компьютерным термином, просто «подвис»...
Все дело вот в чем. В моей деятельности исключительно важную роль занимает умение находить общий язык с людьми, вести беседу, подбирая точные и аккуратные слова, нравиться собеседнику. И вот, на каком-то этапе, когда вроде бы у меня все это стало неплохо получаться, я обнаружил, что совершенно не могу применять эти навыки дома!
Долго я мучился над вопросом – почему так? Почему почти со всеми в беседах мне удается проявлять чуть ли не виртуозное владение шпагой слова, а дома эта шпага превращается в какое-то жалкое подобие даже не шпаги, а ржавой кочерги? В процессе поиска ответа сложилась вот такая логическая цепочка: так как все коммуникативные качества являются очень важными в моей деятельности, то они постепенно стали подсознательно восприниматься мною именно как профессиональные качества.
Приходя же домой и следуя желанию отдохнуть, я стараюсь сделать перерыв во всем, что связано с работой. При этом автопилот подсознания доделывает то, то забываю я, и переключает мой мозг в режим «home», блокируя все профессиональные функции. В том числе, и столь необходимые навыки общения! Такая вот профессиональная болезнь, получается.
Но, как сказал некто из мудрых, осознание недостатка есть уже первый шаг к его исправлению. Теперь вот потихонечку, не спеша я учусь почти заново умению говорить с близкими людьми…
(Прямо как в фильме «Аватар»: в своем мире (т. е. дома) главный герой вынужден передвигаться на инвалидной коляске, а в мире, куда его посылают по работе, проявляет чудеса акробатики и ловкости!)
суббота, 5 марта 2011 г.
Меньшее зло
Наш мир немыслим без строгого иерархического порядка, который проявляется буквально во всем – от человеческой речи до государственных объединений: сочетание звуков и слов подчиняется мысли, флора и фауна зависят от климатических условий, государственные учреждения курируются соответствующими министерствами… и так – до бесконечности. Все эти взаимоподчинения тщательно высчитываются, изучаются и классифицируются.
Но вот наиболее тонкой, деликатной до боли, является зависимость какого-либо важного дела от человека – от одного, конкретно взятого начальствующего лица. Нигде нет столько непредсказуемости, субъективности и противоречивости, как именно в этом!
Сколько за годы руководства братской деятельностью мне приходилось (как в светском, так и в церковном мире) сталкиваться с… м-м-м… необычностью и неожиданностью реакции того или иного руководящего работника на просьбу помочь, поддержать полезнейшую инициативу!
Сколько раз сердце мое щемило от того, что из-за чьей-то теплохладости, равнодушия к церковному делу, тупого упрямства или личных амбиций тормозилось Дело! Обидно бывало до слез, до скрипа зубов, до нецензурных мыслей…
Ну пусть, пусть лучше человек имел бы какой-то нравственный или личностный изъян, но зато являлся бы прекрасным руководителем, болел бы за Церковь и народ! Я сам бы прикрыл грех его «краем ризы своей» и молился бы о прощении перед Богом, а всякому осуждающему заткнул бы рот! Я убежден, что с «высоконравственного», но недалекого руководителя, который холодностью встречает всякое горящее сердце, спросится во много раз больше, чем даже с монаха, живущего с женщиной, но искренне заботящегося о деле Церкви!
Ведь личные недостатки или грехи, на мой взгляд, бесконечно более простительны, чем нерадение, приносящее вред Церкви и народу!
Но так уж мы устроены, что замечаем все больше личное и тайное – чтоб посплетничать, осудить... А вот возвысить голос ради правды или всерьез задуматься о пользе общественной – это не про нас. Потому и мы в начальствующих замечаем лишь что-то мелкое, частное, и сами руководители больше обращают внимание на собственную репутацию «нравственного человека», чем на долг, на глубину своих обязанностей...
Когда сталкиваюсь с этим – физически испытываю чувство рвоты от праведности, граничащей с лицемерием!
Наш мир немыслим без строгого иерархического порядка, который проявляется буквально во всем – от человеческой речи до государственных объединений: сочетание звуков и слов подчиняется мысли, флора и фауна зависят от климатических условий, государственные учреждения курируются соответствующими министерствами… и так – до бесконечности. Все эти взаимоподчинения тщательно высчитываются, изучаются и классифицируются.
Но вот наиболее тонкой, деликатной до боли, является зависимость какого-либо важного дела от человека – от одного, конкретно взятого начальствующего лица. Нигде нет столько непредсказуемости, субъективности и противоречивости, как именно в этом!
Сколько за годы руководства братской деятельностью мне приходилось (как в светском, так и в церковном мире) сталкиваться с… м-м-м… необычностью и неожиданностью реакции того или иного руководящего работника на просьбу помочь, поддержать полезнейшую инициативу!
Сколько раз сердце мое щемило от того, что из-за чьей-то теплохладости, равнодушия к церковному делу, тупого упрямства или личных амбиций тормозилось Дело! Обидно бывало до слез, до скрипа зубов, до нецензурных мыслей…
Ну пусть, пусть лучше человек имел бы какой-то нравственный или личностный изъян, но зато являлся бы прекрасным руководителем, болел бы за Церковь и народ! Я сам бы прикрыл грех его «краем ризы своей» и молился бы о прощении перед Богом, а всякому осуждающему заткнул бы рот! Я убежден, что с «высоконравственного», но недалекого руководителя, который холодностью встречает всякое горящее сердце, спросится во много раз больше, чем даже с монаха, живущего с женщиной, но искренне заботящегося о деле Церкви!
Ведь личные недостатки или грехи, на мой взгляд, бесконечно более простительны, чем нерадение, приносящее вред Церкви и народу!
Но так уж мы устроены, что замечаем все больше личное и тайное – чтоб посплетничать, осудить... А вот возвысить голос ради правды или всерьез задуматься о пользе общественной – это не про нас. Потому и мы в начальствующих замечаем лишь что-то мелкое, частное, и сами руководители больше обращают внимание на собственную репутацию «нравственного человека», чем на долг, на глубину своих обязанностей...
Когда сталкиваюсь с этим – физически испытываю чувство рвоты от праведности, граничащей с лицемерием!
пятница, 4 марта 2011 г.
Ловушка для мозга
Мне часто приходится беседовать с людьми, которые серьезно задают очень неудобные вопросы. «Почему мир несправедлив? Почему страдают невинные? Почему нет ответа на наши молитвы?» Почему, почему, почему?..
Зная, что чаще всего волнует взрослых людей, я стараюсь соответствующим образом направлять и свои беседы с молодежью – делаю, так сказать, прививку заранее от мучительных вопросов зрелого возраста. При этом, прежде чем сказать какой-нибудь тезис христианского мировоззрения, я подбираю к нему как можно больше возражений и критики. Соответственно, ищу и контраргументы, чтобы быть готовым к любым спорам и возражениям.
Но однажды я оказался заложником собственного «оружия»…
Прорабатывая десятки раз в голове каждую тему беседы, я привык относиться к тезисам примерно так, как повар относится к пищевым ингредиентам, и стал пользоваться ими так, как слесарь пользуется своими инструментами. Вполне естественно, что после этого известные мне аргументы потеряли для меня легкий налет некоей… трансцендентности, что ли? Исчез и балласт авторитетности их возраста и авторства: теперь всякое утверждение для меня стало иметь ценность исключительно само по себе, благодаря своему содержанию, а не сопутствующим сведениям.
Весь мой арсенал ответов на «сложные» вопросы христианства был у меня в прекрасном состоянии: я знал, в каком случае и какой довод лучше применим, что воспримется собеседниками полностью, а что не подойдет в данной ситуации вообще… Но такой подход неизбежно привел меня к знанию не только сильных сторон каждой апологетической мысли, но и ее недостатков... Впрочем, это меня нисколько не смущало (ведь мы в жизни часто прощаем недостатки себе и тому, что нам дорого).
Но однажды меня, что называется, «переклинило». Был некий период, когда и без того высокое напряжение моей жизни по разным причинам увеличилось в несколько раз. Размышляя над всем происходящим, я решил попробовать провести разъяснительную беседу сам с собой. Но когда те вопросы, на которые я приобрел навык убедительно, правдиво и – главное – понятно отвечать, стали передо мной, я не нашел ни одного полностью удовлетворяющего меня ответа! Ничто из того, что я знал, не казалось мне абсолютным – во всем я уже находил изъян либо раньше, когда готовился к выступлениям, либо сейчас!
Признаться, я оказался совершенно не готов к этому. Привыкший быть во всеоружии знания, хитрости и логики, я оказался не то что незащищенным перед самим собой, но даже абсолютно голым! Обнаружив такое положение вещей, я даже на какое-то время перестал говорить с людьми о чем бы то ни было, связанным с христианством: я считал нечестным учить тому, в чем сам хотя бы на долю процента не до конца разобрался.
Спасаясь от надвигающегося разочарования, я искал ответ всеми силами мозга и души. Но становилось только хуже («Остапа понесло!»). Я, признаться, уже подумал, что «все!» – сейчас будет разваливаться моя вера, которую когда-то я так не просто приобрел»…
Но весь этот шквал прервал один звонок. Звонил мне ночью знакомый, который вроде и хочет прийти к христианству, но никак не может бросить остатки языческого гнилья, которые прицепились к его сердцу. Я слушал его, мягко говоря, странные речи минут двадцать, пока совершенно ясно не понял (уже в который раз!) одной вещи – с Богом, в христианстве быть безмерно лучше, чем без Него и непонятно где. Ушла сверлившая душу боль непонимания, и я снова смог взглянуть на небо свободными от пелены претензий и слез недоумения глазами…
Нашел ли я ответы на мучавшие меня вопросы? Думаю, что в привычном смысле нашего ограниченного правилами логики мышления – нет. Скорее, я их прочувствовал. Но главная вещь, которую я вынес для себя из этого урока – это собственным опытом проверенное знание того, что разум может заблудиться без сердца. Как, впрочем, и сердце без разума.
Мне часто приходится беседовать с людьми, которые серьезно задают очень неудобные вопросы. «Почему мир несправедлив? Почему страдают невинные? Почему нет ответа на наши молитвы?» Почему, почему, почему?..
Зная, что чаще всего волнует взрослых людей, я стараюсь соответствующим образом направлять и свои беседы с молодежью – делаю, так сказать, прививку заранее от мучительных вопросов зрелого возраста. При этом, прежде чем сказать какой-нибудь тезис христианского мировоззрения, я подбираю к нему как можно больше возражений и критики. Соответственно, ищу и контраргументы, чтобы быть готовым к любым спорам и возражениям.
Но однажды я оказался заложником собственного «оружия»…
Прорабатывая десятки раз в голове каждую тему беседы, я привык относиться к тезисам примерно так, как повар относится к пищевым ингредиентам, и стал пользоваться ими так, как слесарь пользуется своими инструментами. Вполне естественно, что после этого известные мне аргументы потеряли для меня легкий налет некоей… трансцендентности, что ли? Исчез и балласт авторитетности их возраста и авторства: теперь всякое утверждение для меня стало иметь ценность исключительно само по себе, благодаря своему содержанию, а не сопутствующим сведениям.
Весь мой арсенал ответов на «сложные» вопросы христианства был у меня в прекрасном состоянии: я знал, в каком случае и какой довод лучше применим, что воспримется собеседниками полностью, а что не подойдет в данной ситуации вообще… Но такой подход неизбежно привел меня к знанию не только сильных сторон каждой апологетической мысли, но и ее недостатков... Впрочем, это меня нисколько не смущало (ведь мы в жизни часто прощаем недостатки себе и тому, что нам дорого).
Но однажды меня, что называется, «переклинило». Был некий период, когда и без того высокое напряжение моей жизни по разным причинам увеличилось в несколько раз. Размышляя над всем происходящим, я решил попробовать провести разъяснительную беседу сам с собой. Но когда те вопросы, на которые я приобрел навык убедительно, правдиво и – главное – понятно отвечать, стали передо мной, я не нашел ни одного полностью удовлетворяющего меня ответа! Ничто из того, что я знал, не казалось мне абсолютным – во всем я уже находил изъян либо раньше, когда готовился к выступлениям, либо сейчас!
Признаться, я оказался совершенно не готов к этому. Привыкший быть во всеоружии знания, хитрости и логики, я оказался не то что незащищенным перед самим собой, но даже абсолютно голым! Обнаружив такое положение вещей, я даже на какое-то время перестал говорить с людьми о чем бы то ни было, связанным с христианством: я считал нечестным учить тому, в чем сам хотя бы на долю процента не до конца разобрался.
Спасаясь от надвигающегося разочарования, я искал ответ всеми силами мозга и души. Но становилось только хуже («Остапа понесло!»). Я, признаться, уже подумал, что «все!» – сейчас будет разваливаться моя вера, которую когда-то я так не просто приобрел»…
Но весь этот шквал прервал один звонок. Звонил мне ночью знакомый, который вроде и хочет прийти к христианству, но никак не может бросить остатки языческого гнилья, которые прицепились к его сердцу. Я слушал его, мягко говоря, странные речи минут двадцать, пока совершенно ясно не понял (уже в который раз!) одной вещи – с Богом, в христианстве быть безмерно лучше, чем без Него и непонятно где. Ушла сверлившая душу боль непонимания, и я снова смог взглянуть на небо свободными от пелены претензий и слез недоумения глазами…
Нашел ли я ответы на мучавшие меня вопросы? Думаю, что в привычном смысле нашего ограниченного правилами логики мышления – нет. Скорее, я их прочувствовал. Но главная вещь, которую я вынес для себя из этого урока – это собственным опытом проверенное знание того, что разум может заблудиться без сердца. Как, впрочем, и сердце без разума.
среда, 26 января 2011 г.
Исповедь анонима-клеветника: всю жизнь я посвятил другим!
Недавно на местном епархиальном собрании меня окрестили «деятелем сексуального просвещения». Нет, конечно, никто не делал официальных заявлений. И не владыка это сказал. А просто один из священников озвучил в смысле: «А вот говорят, что…»
Вот съездил, что называется, в школу, поговорил с девятиклассниками о браке, о внутренней красоте, о пользе целомудрия, о женственности и мужественности. Даже слово «секс» ни разу не произнес (наверное)! И ведь не было никого из взрослых, которые могли бы критически «заценить» произносимое мною, чтоб потом сделать взвешенное заключение! Но кто-то ляпнул, кто-то подхватил…
А ведь для меня такое обвинение – это уже рецидив (полгода назад мне уже пытались поставить в вину что-то похожее».
Интересно, что будет следующим? Какой-нибудь, наверное, «апостол сексуальности»?
А ведь хочется, до ужаса хочется посмотреть в глаза первоисточнику этих слухов! Взять его так за...
...руку, посадить перед собой и сказать: "Что же ты, ...
... неразобравшийся человек, спешишь с выводами-то, а?"
Недавно на местном епархиальном собрании меня окрестили «деятелем сексуального просвещения». Нет, конечно, никто не делал официальных заявлений. И не владыка это сказал. А просто один из священников озвучил в смысле: «А вот говорят, что…»
Вот съездил, что называется, в школу, поговорил с девятиклассниками о браке, о внутренней красоте, о пользе целомудрия, о женственности и мужественности. Даже слово «секс» ни разу не произнес (наверное)! И ведь не было никого из взрослых, которые могли бы критически «заценить» произносимое мною, чтоб потом сделать взвешенное заключение! Но кто-то ляпнул, кто-то подхватил…
А ведь для меня такое обвинение – это уже рецидив (полгода назад мне уже пытались поставить в вину что-то похожее».
Интересно, что будет следующим? Какой-нибудь, наверное, «апостол сексуальности»?
А ведь хочется, до ужаса хочется посмотреть в глаза первоисточнику этих слухов! Взять его так за...
...руку, посадить перед собой и сказать: "Что же ты, ...
... неразобравшийся человек, спешишь с выводами-то, а?"
Не вырастать
Как-то за полмесяца мне с другом посчастливилось, добираясь автостопом, посетить 3 крупных молодежных слета. Везде мы видели внимательные глаза и почти физически ощущали, как наши слова погружаются в благодарную и мягкую почву сердец наших слушателей…
Мы говорили о христианстве и о нашем Деле, о том, что нам довелось пережить, и о том, как же это здорово – быть молодым и пытаться изменить этот мир к лучшему… Завершили свое турне мы совершенно пьяными от изумительного вкуса коктейля, состоящего из чувства нужности, радости успеха и ощущения выложенности «на все 100».
А чуть позже один солидный человек, занимающий значимый для нас пост, изрек в беседе с кем-то из наших друзей: «Детский сад все это. Автостоп и прочее. Настоящие миссионеры действуют не так!»
Я часто вспоминаю эту фразу – острую, как лезвие для бритвы, и противную, как неглубокие, сочащиеся липкой кровью порезы от этого лезвия… Конечно же, вряд ли этот человек хотел нас обидеть – он лишь высказывал свое мнение. И вполне возможно, что ни я, ни мой друг не тянем на звание настоящего миссионера. Но все же… Все же обидно!
Неужели не надо всего этого – изматывающих поездок на сухпайке (и это в лучшем случае)… волнения, доходящего до лихорадочного состояния перед каждым выступлением… ночей в мучительной бессоннице подготовки к каждой беседе?
Неужели правильнее отказаться от всех этих, может быть, и немного авантюрных попыток что-то сделать, просто стать солидным человеком и важно изрекать свое мнение, не замечая, как каждой фразой выдергивается по перышку из крыльев миссионерского вдохновения у тех, кто ими пользуется? Что ж, это многим кажется вполне благоразумным...
Но лично я твердо убежден – ничего по-настоящему большого не дано совершить человеку благоразумному! Авантюра, риск, дерзновение – все это, может, и признаки того, что можно снисходительно назвать «детским садом». Но в данном контексте я бы очень хотел как можно дольше «не вырастать»!
Как-то за полмесяца мне с другом посчастливилось, добираясь автостопом, посетить 3 крупных молодежных слета. Везде мы видели внимательные глаза и почти физически ощущали, как наши слова погружаются в благодарную и мягкую почву сердец наших слушателей…
Мы говорили о христианстве и о нашем Деле, о том, что нам довелось пережить, и о том, как же это здорово – быть молодым и пытаться изменить этот мир к лучшему… Завершили свое турне мы совершенно пьяными от изумительного вкуса коктейля, состоящего из чувства нужности, радости успеха и ощущения выложенности «на все 100».
А чуть позже один солидный человек, занимающий значимый для нас пост, изрек в беседе с кем-то из наших друзей: «Детский сад все это. Автостоп и прочее. Настоящие миссионеры действуют не так!»
Я часто вспоминаю эту фразу – острую, как лезвие для бритвы, и противную, как неглубокие, сочащиеся липкой кровью порезы от этого лезвия… Конечно же, вряд ли этот человек хотел нас обидеть – он лишь высказывал свое мнение. И вполне возможно, что ни я, ни мой друг не тянем на звание настоящего миссионера. Но все же… Все же обидно!
Неужели не надо всего этого – изматывающих поездок на сухпайке (и это в лучшем случае)… волнения, доходящего до лихорадочного состояния перед каждым выступлением… ночей в мучительной бессоннице подготовки к каждой беседе?
Неужели правильнее отказаться от всех этих, может быть, и немного авантюрных попыток что-то сделать, просто стать солидным человеком и важно изрекать свое мнение, не замечая, как каждой фразой выдергивается по перышку из крыльев миссионерского вдохновения у тех, кто ими пользуется? Что ж, это многим кажется вполне благоразумным...
Но лично я твердо убежден – ничего по-настоящему большого не дано совершить человеку благоразумному! Авантюра, риск, дерзновение – все это, может, и признаки того, что можно снисходительно назвать «детским садом». Но в данном контексте я бы очень хотел как можно дольше «не вырастать»!
четверг, 20 января 2011 г.
Чем измерить?
Одно из самых приятных чувств в этом мире – это, наверное, ощущение выполненной сполна работы. Только представьте: сидишь вот так на скамеечке около наконец-то построенного и обустроенного семейного гнезда и неспешно перебираешь в уме все-все этапы и ступени его возведения. А на веранде – супруга чай по чашечкам разливает. И яркое закатное солнце играет на гранях хрустальной вазы с пышным букетом выращенных тобою садовых цветов…
Или, к примеру, держишь в руках долгожданный диплом о законченном высшем образовании, смотришь, как вспотевшие от волнения пальцы оставляют легкие отпечатки на дерматине его обложки, и не веришь, что больше не надо пить вперемешку успокоительные и стимуляторы перед экзаменом и сотворять гениальные в своей простоте шпаргалки…
Или, вот, ты спускаешь в погреб последний в этом году мешок золотистой крупной картошки с твоих десяти соток, ощущаешь на губах мелкую земляную пыль и вспоминаешь отполированную твоими ладонями ручку верной подруги-лопаты… Да, успешный венец дела, которым долго и напряженно занимался – это подтверждение твоего существования на этой земле, свидетельство о качественности и вкусности твоей жизни. Ощущение законченности, подведение итога – это, мне кажется, одна из сильнейших психологических потребностей всякого человека.
Но как быть миссионеру? Можно ли вообще подвести итог определенному периоду в миссионерской работе? И чем тогда его измерить? Количеством мешков со сказанными словами? Общей яркостью слушательских глаз? Временем, которое ты тратил на нерадивое исплнение Божьего дела? Молчу об этом. Потому что не знаю. “Ай донт ноу...”
Одно из самых приятных чувств в этом мире – это, наверное, ощущение выполненной сполна работы. Только представьте: сидишь вот так на скамеечке около наконец-то построенного и обустроенного семейного гнезда и неспешно перебираешь в уме все-все этапы и ступени его возведения. А на веранде – супруга чай по чашечкам разливает. И яркое закатное солнце играет на гранях хрустальной вазы с пышным букетом выращенных тобою садовых цветов…
Или, к примеру, держишь в руках долгожданный диплом о законченном высшем образовании, смотришь, как вспотевшие от волнения пальцы оставляют легкие отпечатки на дерматине его обложки, и не веришь, что больше не надо пить вперемешку успокоительные и стимуляторы перед экзаменом и сотворять гениальные в своей простоте шпаргалки…
Или, вот, ты спускаешь в погреб последний в этом году мешок золотистой крупной картошки с твоих десяти соток, ощущаешь на губах мелкую земляную пыль и вспоминаешь отполированную твоими ладонями ручку верной подруги-лопаты… Да, успешный венец дела, которым долго и напряженно занимался – это подтверждение твоего существования на этой земле, свидетельство о качественности и вкусности твоей жизни. Ощущение законченности, подведение итога – это, мне кажется, одна из сильнейших психологических потребностей всякого человека.
Но как быть миссионеру? Можно ли вообще подвести итог определенному периоду в миссионерской работе? И чем тогда его измерить? Количеством мешков со сказанными словами? Общей яркостью слушательских глаз? Временем, которое ты тратил на нерадивое исплнение Божьего дела? Молчу об этом. Потому что не знаю. “Ай донт ноу...”
вторник, 18 января 2011 г.
Радостная ошибка
Один из основополагающих принципов нашей братской деятельности звучит так: «чтобы учить, надо любить и быть любимым». Когда-то я очень гордился тем, что именно в горне работы нашего Братства родилась эта изумительная идея, и что именно я ее сформулировал.
«Но ничто не ново под луной»! Однажды я узнал, что больше века тому назад святитель Иннокентий Аляскинский сказал молодому святителю Николаю Японскому: «Сначала полюби тех, кому хочешь рассказать о Христе, затем сделай так, чтобы они тебя полюбили, а потом говори им о Христе!»
Признаться, я нисколько не огорчился тем, что моя любимая мысль оказалась не моей. Наоборот – большая радость охватила мою душу: ведь если совпадают некоторые мысли людей, значит, есть шанс, что совпадут и их пути! Дай Бог, чтобы и путь нашего Братства хотя бы в некоторой степени повторил путь одного из этих столпов миссионерского служения!
Один из основополагающих принципов нашей братской деятельности звучит так: «чтобы учить, надо любить и быть любимым». Когда-то я очень гордился тем, что именно в горне работы нашего Братства родилась эта изумительная идея, и что именно я ее сформулировал.
«Но ничто не ново под луной»! Однажды я узнал, что больше века тому назад святитель Иннокентий Аляскинский сказал молодому святителю Николаю Японскому: «Сначала полюби тех, кому хочешь рассказать о Христе, затем сделай так, чтобы они тебя полюбили, а потом говори им о Христе!»
Признаться, я нисколько не огорчился тем, что моя любимая мысль оказалась не моей. Наоборот – большая радость охватила мою душу: ведь если совпадают некоторые мысли людей, значит, есть шанс, что совпадут и их пути! Дай Бог, чтобы и путь нашего Братства хотя бы в некоторой степени повторил путь одного из этих столпов миссионерского служения!
Личное неличное
Перед защитой моей семинарской дипломной работы один мудрый человек сказал мне приблизительно такую фразу: «Дипломку никогда не надо писать на тему, которой живешь – не так болезненно будет восприниматься критика». Я его, конечно же, не послушался (правда, никогда и не жалел об этом). Но вот что интересно – позже я всей площадью кожного покрова своего тела осознал смысл сказанного. И через это осознание столкнулся с одним жизненным парадоксом. Но обо всем по порядку.
Заниматься делом, которое любишь – ведь это счастье? Счастье. Видеть, как растет и правильно развивается то, во что ты когда-то вложил огромный кусок души – может ли что быть лучше? Вряд ли. А вот как ответить на вопрос: хорошо это или плохо – воспринимать твое общественное дело, как личное? Кто-то скажет, что, мол, о личном каждый заботится лучше, чем об общественном, и поэтому – чем ближе к сердцу дело, тем оно лучше идет…
Но с другой стороны – ведь любая деятельность связана с людьми, которые неизбежно допускают ошибки. И, относясь к делу очень трепетно, ты начинаешь ошибки своих коллег, напарников или подчиненных воспринимать как обиды лично тебе! Как здесь – и надо ли? – провести границу??
Больнее и ближе всего я воспринимаю уход из Братства. Знаю, что как бы ни старался, никогда не смогу понять его причин и мотивов. Смирюсь – да. Заживлю со временем рану – да. Но понять – нет, нет и еще раз нет!
Как можно уйти из Братства? Неужели это слово – пустой звук? Ведь братство – это не только название некоего объединения, сообщества, но и наименование отношений между людьми! Забыв о братстве, можно идти и дальше: забыть о дружбе, о сыновстве, о родительстве!
И вообще – уход человека из общего дела – это всегда маленькое предательство. Терять интерес – это не серьезно, бросать начатое – нечестно. Так и распадаются лучшие проекты, остаются неосуществимыми лучшие идеи, размывается общество.
Когда-то у меня был помощник, с которым я успел почти подружиться (без дружбы как делать общее дело-то?). Вместе мы, как говорится, съели не один пуд соли. И вот как-то, в самый «сезон» братской деятельности – после светлого праздника Пасхи, когда мы искали подарки для двух детских домов, собирались писать новую сценку и планировали серию поездок по детским домам и школам, лента моей жизни сделала два головокружительных витка: у меня родилась дочь (впервые в жизни!!!) и меня рукоположили в сан диакона. Я попросил напарника поддержать и по-возможности заменить меня в руководстве братской работой. Но он… ушел. Вообще ушел из Братства по странной просьбе «близкого ему человека».
Я думал, что не выдержу: двухнедельный сорокоуст (утром и вечером – довольно продолжительные монастырские богослужения), днем пытаюсь хоть как-то поддержать жену в уходе за дочерью, ночью – вычитываю необходимое молитвенное правило и пытаюсь писать сценарий. А еще поиск подарков, планирование и организация миссионерских поездок, а еще занятия в Академии… И жгучая обида, нестерпимой болью горящая в сердце.
Только благодаря Богу, жене и дочке я не сломался. Шрам же на сердце не заживает уже несколько лет, и до сих пор я не знаю – правильно ли это – жить тем, что делаешь, воспринимая свое дело, как что-то очень близкое и личное?
Перед защитой моей семинарской дипломной работы один мудрый человек сказал мне приблизительно такую фразу: «Дипломку никогда не надо писать на тему, которой живешь – не так болезненно будет восприниматься критика». Я его, конечно же, не послушался (правда, никогда и не жалел об этом). Но вот что интересно – позже я всей площадью кожного покрова своего тела осознал смысл сказанного. И через это осознание столкнулся с одним жизненным парадоксом. Но обо всем по порядку.
Заниматься делом, которое любишь – ведь это счастье? Счастье. Видеть, как растет и правильно развивается то, во что ты когда-то вложил огромный кусок души – может ли что быть лучше? Вряд ли. А вот как ответить на вопрос: хорошо это или плохо – воспринимать твое общественное дело, как личное? Кто-то скажет, что, мол, о личном каждый заботится лучше, чем об общественном, и поэтому – чем ближе к сердцу дело, тем оно лучше идет…
Но с другой стороны – ведь любая деятельность связана с людьми, которые неизбежно допускают ошибки. И, относясь к делу очень трепетно, ты начинаешь ошибки своих коллег, напарников или подчиненных воспринимать как обиды лично тебе! Как здесь – и надо ли? – провести границу??
Больнее и ближе всего я воспринимаю уход из Братства. Знаю, что как бы ни старался, никогда не смогу понять его причин и мотивов. Смирюсь – да. Заживлю со временем рану – да. Но понять – нет, нет и еще раз нет!
Как можно уйти из Братства? Неужели это слово – пустой звук? Ведь братство – это не только название некоего объединения, сообщества, но и наименование отношений между людьми! Забыв о братстве, можно идти и дальше: забыть о дружбе, о сыновстве, о родительстве!
И вообще – уход человека из общего дела – это всегда маленькое предательство. Терять интерес – это не серьезно, бросать начатое – нечестно. Так и распадаются лучшие проекты, остаются неосуществимыми лучшие идеи, размывается общество.
Когда-то у меня был помощник, с которым я успел почти подружиться (без дружбы как делать общее дело-то?). Вместе мы, как говорится, съели не один пуд соли. И вот как-то, в самый «сезон» братской деятельности – после светлого праздника Пасхи, когда мы искали подарки для двух детских домов, собирались писать новую сценку и планировали серию поездок по детским домам и школам, лента моей жизни сделала два головокружительных витка: у меня родилась дочь (впервые в жизни!!!) и меня рукоположили в сан диакона. Я попросил напарника поддержать и по-возможности заменить меня в руководстве братской работой. Но он… ушел. Вообще ушел из Братства по странной просьбе «близкого ему человека».
Я думал, что не выдержу: двухнедельный сорокоуст (утром и вечером – довольно продолжительные монастырские богослужения), днем пытаюсь хоть как-то поддержать жену в уходе за дочерью, ночью – вычитываю необходимое молитвенное правило и пытаюсь писать сценарий. А еще поиск подарков, планирование и организация миссионерских поездок, а еще занятия в Академии… И жгучая обида, нестерпимой болью горящая в сердце.
Только благодаря Богу, жене и дочке я не сломался. Шрам же на сердце не заживает уже несколько лет, и до сих пор я не знаю – правильно ли это – жить тем, что делаешь, воспринимая свое дело, как что-то очень близкое и личное?
После…
Хорошо отдохнуть на море – после долгих месяцев работы. Хорошо поесть сала с зеленым луком и душистым хлебом – после сенокоса знойным летним днем. Хорошо вновь заняться любимым делом – после недели, проведенной на больничном. Здесь везде определяющее слово – «после».
Согласитесь, есть особый вкус в ощущениях после того, как завершилось что-то значительное: праздник, свидание, учеба или что угодно другое. Люблю я это чувство. Как сейчас вспоминаю…
…Раннее утро, туман над полями, легкая изморозь в воздухе. Почти пустой вагон дизеля, и в усталой полудреме мы с Игорем… За плечами – полсотни шумных и напряженных часов в детском доме. Со старшими беседовали, с маленькими играли. Кого-то утешали, кого-то выслушивали, кого-то немного ругали. Ты был весь, как на боевом посту: каждое детское слово, обращенное к тебе – бесконечно значимо. Каждый взгляд – как экзамен, каждое твое движение несет какой-то смысл. Надо помнить игры, уметь зажечь любую компанию, ответить на любой вопрос…
Но сейчас все это – позади. Устали. Сильно устали, выдохлись… А в комнате общаги ждут пустые тетради и стопка книг: к утру надо сдать семестровое сочинение. А еще какие-то зачеты на неделе… И оценки должны быть хорошие – чтоб через неделю мы опять смогли вот так вот поехать к детям, оставив все в Семинарии… Эх, кому-то не так что-то ответил, кого-то обделил своим вниманием: следующий раз надо будет исправить… И стук колес поезда, и голодное урчание в животе, и сладкая-сладкая усталость после важного дела…
Хорошо отдохнуть на море – после долгих месяцев работы. Хорошо поесть сала с зеленым луком и душистым хлебом – после сенокоса знойным летним днем. Хорошо вновь заняться любимым делом – после недели, проведенной на больничном. Здесь везде определяющее слово – «после».
Согласитесь, есть особый вкус в ощущениях после того, как завершилось что-то значительное: праздник, свидание, учеба или что угодно другое. Люблю я это чувство. Как сейчас вспоминаю…
…Раннее утро, туман над полями, легкая изморозь в воздухе. Почти пустой вагон дизеля, и в усталой полудреме мы с Игорем… За плечами – полсотни шумных и напряженных часов в детском доме. Со старшими беседовали, с маленькими играли. Кого-то утешали, кого-то выслушивали, кого-то немного ругали. Ты был весь, как на боевом посту: каждое детское слово, обращенное к тебе – бесконечно значимо. Каждый взгляд – как экзамен, каждое твое движение несет какой-то смысл. Надо помнить игры, уметь зажечь любую компанию, ответить на любой вопрос…
Но сейчас все это – позади. Устали. Сильно устали, выдохлись… А в комнате общаги ждут пустые тетради и стопка книг: к утру надо сдать семестровое сочинение. А еще какие-то зачеты на неделе… И оценки должны быть хорошие – чтоб через неделю мы опять смогли вот так вот поехать к детям, оставив все в Семинарии… Эх, кому-то не так что-то ответил, кого-то обделил своим вниманием: следующий раз надо будет исправить… И стук колес поезда, и голодное урчание в животе, и сладкая-сладкая усталость после важного дела…
понедельник, 17 января 2011 г.
Гниль безразличия
Опять и опять возвращаюсь к больной для меня теме – бездействию многих православных христиан в современном мире.
Человек, знающий Бога (или, хотя бы о Его существовании), обладает бесценным сокровищем, ибо имеет связь с Источником жизни. Но, как говорится, знание обязывает: человек, узнавший Бога, тем самым подписал себе своеобразный приговор – приговор согласовывать свой путь с Его волей. Святой апостол Лука так прямо и говорит в своем варианте Евангелия, что с того, «кому дано много, много и потребуется», и с того, «кому много вверено, …больше взыщут» (Евангелие от Луки, 12:48).
И в самом деле – ведь не сможет человек, знающий о евангельских принципах построения жизни, на Великом и Страшном Суде в ответ на вопросительный взгляд очей Божьих сказать, невинно потупившись: «Прости, Господи, но я не знал ни Тебя, ни Твоей воли! Потому и не делал всего того, чего Ты ожидал от меня»!
Мы – христиане – всё знали: и о заповеди «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Евангелие от Матфея, 22:39), и о том, что «кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика… не потеряет награды своей» (Евангелие от Матфея, 10:42), и о повелении: «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Евангелие от Матфея, 28:19).
Тогда как мы объясним Богу – почему мы ничего этого не делали??? Нет способностей? Сил? Времени? Знаний? Это все – чистой воды отговорки. Просто все дело в том, что мы – теплохладны. Нам все равно – лишь бы отсидеться в тишине и спокойствии, где-нибудь в стороне от суеты и напряга... Но «хаты с краю» обычно предназначены под снос, и, согласитесь: не совсем приятно будет оказаться в них под конец этого мира.
Когда и как мы впустили в свои души эту разлагающую гниль безразличия – уже не имеет значения. Важно лишь то, что мы почти превратились в ту самую соль, потерявшую свою силу, о которой говорил Христос.
Но, пока мы живы, ведь еще не поздно все изменить: рядом полным-полно людей, которым мы можем помочь, которых можем поддержать, которым хотя бы просто можем облегчить жизнь. Но – время-то, время! С каждым ударом сердца, с каждым пульсом секундной стрелки шансов сделать это все меньше и меньше. Почему бы не сделать это прямо сегодня? В ближайшие пару часов, например?..
Опять и опять возвращаюсь к больной для меня теме – бездействию многих православных христиан в современном мире.
Человек, знающий Бога (или, хотя бы о Его существовании), обладает бесценным сокровищем, ибо имеет связь с Источником жизни. Но, как говорится, знание обязывает: человек, узнавший Бога, тем самым подписал себе своеобразный приговор – приговор согласовывать свой путь с Его волей. Святой апостол Лука так прямо и говорит в своем варианте Евангелия, что с того, «кому дано много, много и потребуется», и с того, «кому много вверено, …больше взыщут» (Евангелие от Луки, 12:48).
И в самом деле – ведь не сможет человек, знающий о евангельских принципах построения жизни, на Великом и Страшном Суде в ответ на вопросительный взгляд очей Божьих сказать, невинно потупившись: «Прости, Господи, но я не знал ни Тебя, ни Твоей воли! Потому и не делал всего того, чего Ты ожидал от меня»!
Мы – христиане – всё знали: и о заповеди «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Евангелие от Матфея, 22:39), и о том, что «кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика… не потеряет награды своей» (Евангелие от Матфея, 10:42), и о повелении: «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Евангелие от Матфея, 28:19).
Тогда как мы объясним Богу – почему мы ничего этого не делали??? Нет способностей? Сил? Времени? Знаний? Это все – чистой воды отговорки. Просто все дело в том, что мы – теплохладны. Нам все равно – лишь бы отсидеться в тишине и спокойствии, где-нибудь в стороне от суеты и напряга... Но «хаты с краю» обычно предназначены под снос, и, согласитесь: не совсем приятно будет оказаться в них под конец этого мира.
Когда и как мы впустили в свои души эту разлагающую гниль безразличия – уже не имеет значения. Важно лишь то, что мы почти превратились в ту самую соль, потерявшую свою силу, о которой говорил Христос.
Но, пока мы живы, ведь еще не поздно все изменить: рядом полным-полно людей, которым мы можем помочь, которых можем поддержать, которым хотя бы просто можем облегчить жизнь. Но – время-то, время! С каждым ударом сердца, с каждым пульсом секундной стрелки шансов сделать это все меньше и меньше. Почему бы не сделать это прямо сегодня? В ближайшие пару часов, например?..
О творчестве
Я всегда по-хорошему завидовал мастерам своего дела. Как же это здорово – привносить в мир что-то новое и совершенное! С чем сравнить чувства, которые испытывает художник после написания чудесной картины, композитор после создания прекрасной музыки, мастер после изготовления нужной детали? Как описать то ощущение, которое охватывает тебя, когда ты буквально чувствуешь, как в твоем творении пульсирует жизненная энергия? Поистине, сладость творения вряд ли можно сравнить с чем бы то ни было!
Но ведь есть много занятий, которые не приводят к созданию чего-либо видимого, слышимого или осязаемого. Как же достичь мастерства в них? Признаться, раньше это меня сильно беспокоило – ведь потребность творить заложена Творцом в самой сущности человека. А как эту потребность реализовать, к примеру, мне, когда все силы и мысли направлены исключительно на организацию деятельности нашего братства, которое, в свою очередь, не производит ничего материального, а занимается духовно-нравственным воспитанием детей и юношества? Мысль об этом поселилась у меня в голове и, наверное, в надежде на долговременное проживание там, потихоньку стала пускать корни.
Но однажды, после нескольких недель напряженной работы меня посетила интересная идея: а ведь создавать свой шедевр можно не только на чем-то материальном – полотне, камне, дереве или на чем-то другом. Его же можно воплощать прямо в жизни! И тогда именно жизнь выполняет функцию холста, на котором ты творишь. А оценить и полюбоваться таким произведением могут те, ради кого оно создавалось – люди.
Когда я понял эту замечательную вещь, то стал относиться к каждой задаче, которая возникает в процессе моей работы, как к материалу, из которого можно создать по-настоящему прекрасное произведение искусства. Инструментами в таком случае будут являться разум, общительность, чуткость к другому человеку, дерзание и, конечно же, сила воли. Вместо красок, глины или дерева можно использовать различные события, время и что-то материальное, вроде транспорта, палаток или гитары. А когда, наконец, все получается, и позади оказывается поездка, поход или концерт, то подобно любому другому мастеру, ты можешь всем своим существом почувствовать движение жизни в созданном тобою шедевре. И пусть твое творение хранится не в музее, не украшает парк и не лежит чернилами на листе бумаги: оно имеет бесконечно лучшее хранилище – память и души детей, для которых ты, собственно, и трудился.
Я всегда по-хорошему завидовал мастерам своего дела. Как же это здорово – привносить в мир что-то новое и совершенное! С чем сравнить чувства, которые испытывает художник после написания чудесной картины, композитор после создания прекрасной музыки, мастер после изготовления нужной детали? Как описать то ощущение, которое охватывает тебя, когда ты буквально чувствуешь, как в твоем творении пульсирует жизненная энергия? Поистине, сладость творения вряд ли можно сравнить с чем бы то ни было!
Но ведь есть много занятий, которые не приводят к созданию чего-либо видимого, слышимого или осязаемого. Как же достичь мастерства в них? Признаться, раньше это меня сильно беспокоило – ведь потребность творить заложена Творцом в самой сущности человека. А как эту потребность реализовать, к примеру, мне, когда все силы и мысли направлены исключительно на организацию деятельности нашего братства, которое, в свою очередь, не производит ничего материального, а занимается духовно-нравственным воспитанием детей и юношества? Мысль об этом поселилась у меня в голове и, наверное, в надежде на долговременное проживание там, потихоньку стала пускать корни.
Но однажды, после нескольких недель напряженной работы меня посетила интересная идея: а ведь создавать свой шедевр можно не только на чем-то материальном – полотне, камне, дереве или на чем-то другом. Его же можно воплощать прямо в жизни! И тогда именно жизнь выполняет функцию холста, на котором ты творишь. А оценить и полюбоваться таким произведением могут те, ради кого оно создавалось – люди.
Когда я понял эту замечательную вещь, то стал относиться к каждой задаче, которая возникает в процессе моей работы, как к материалу, из которого можно создать по-настоящему прекрасное произведение искусства. Инструментами в таком случае будут являться разум, общительность, чуткость к другому человеку, дерзание и, конечно же, сила воли. Вместо красок, глины или дерева можно использовать различные события, время и что-то материальное, вроде транспорта, палаток или гитары. А когда, наконец, все получается, и позади оказывается поездка, поход или концерт, то подобно любому другому мастеру, ты можешь всем своим существом почувствовать движение жизни в созданном тобою шедевре. И пусть твое творение хранится не в музее, не украшает парк и не лежит чернилами на листе бумаги: оно имеет бесконечно лучшее хранилище – память и души детей, для которых ты, собственно, и трудился.
О «законе Данте»
Я отчетливо понимаю, что работа с молодежью и детьми – это не единственная и, может быть (хотя я в это и не верю), не самая главная задача, стоящая сегодня перед Православной Церковью. Но каковы бы ни были эти задачи, над их решением должны трудиться все члены Церкви – каждый по своим возможностям.
Но… Но как-то не так происходит на самом деле: есть слишком уж много христиан, которые держатся в стороне от церковных и народных проблем. Хотелось бы, чтобы каждый из них почаще вспоминал афоризм, который принадлежит Данте Алигьери: «Самое жаркое место в аду предназначено для тех, кто во времена нравственного кризиса сохраняет нейтралитет».
Я отчетливо понимаю, что работа с молодежью и детьми – это не единственная и, может быть (хотя я в это и не верю), не самая главная задача, стоящая сегодня перед Православной Церковью. Но каковы бы ни были эти задачи, над их решением должны трудиться все члены Церкви – каждый по своим возможностям.
Но… Но как-то не так происходит на самом деле: есть слишком уж много христиан, которые держатся в стороне от церковных и народных проблем. Хотелось бы, чтобы каждый из них почаще вспоминал афоризм, который принадлежит Данте Алигьери: «Самое жаркое место в аду предназначено для тех, кто во времена нравственного кризиса сохраняет нейтралитет».
О слушателях и говорящих
Я преклоняюсь перед великими мастерами произносимого слова – святителем Иоанном Златоустом, Марком Туллием Цицероном, Анатолием Федоровичем Кони, Федором Никифоровичем Плевако. Преклоняюсь, потому что завидую по-хорошему их таланту, потому – что самому приходится говорить о чем-то в залах, наполненных детьми и молодежью…
Признаться, каждое такое выступление – это каждый раз для меня сильнейшее эмоциональное потрясение. К примеру, выступаешь в ПТУ. Выглянешь так из-за кулис, а в несколькосотенном зале – чего только не происходит! Кто-то с товарищем в картишки перебрасывается, какая-то компания галдит, кто-то просто откровенно дремлет, у кого-то на соседнем ряду любовь сидит… А воздух… Воздух просто насквозь пропитан удивлением и невысказанными вопросами, типа: «Что мы тут забыли? Лучше бы пораньше домой отпустили!»
У самого же, хоть это, может, и пятидесятое выступление, – предательская слабость в руках и ногах, а в сердце – легкий такой салат из росточков паники и листочков ужаса: «Ну что, что я им скажу?! Конец учебного дня – каждому из сидящих в зале вполне законно хочется побыстрее оказаться за поднадоевшими за шесть уроков стенами… А тут – какой-то зануда в рясе!» И как раз перед тем, как я собираюсь вспомнить, с какой шутки планировал начать лекцию, дежурный педагог подает знак, что пора начинать. В голове только и пульсирует: «Господи! Выручай!!!»…
Организм, чувствуя крайнее напряжение души, выбрасывает в кровь добрый стакан адреналина… И уже через несколько минут я – это не я. В голове как будто работает пара двуядерных процессоров, сердце превратилось в урановый генератор энергии, а тело слушается будто не меня, а учебник актерского мастерства мэтра Станиславского… Говоришь, и чувствуешь каждого из сидящих в зале – их глаза, выражение лиц, настроенность… Ты весь – одно сплошное желание: «Только бы поняли! Только бы дошло!»
Каждая такая лекция – это сложное состязание, в котором противниками говорящего выступают сразу несколько весьма влиятельных врагов, собирающихся разбить лагеря прямо в аудитории: скука, сонливость, усталость, безразличие, предубежденность и скепсис.
Удалось увлечь аудиторию, удержал в течение часа внимание слушателей, увидел в их глазах осознание и понимание – молодец! Ты послужил хорошим инструментом в руках Господа. Но если случился провал, если ты не смог заинтересовать, зажечь, увлечь – виноват ты. Аудитория была неотзывчивой? А ты ожидал чего? Шквала оваций при виде тебя? Радостных лиц от одной встречи с тобой?..
Я глубоко убежден, что пока человек не достиг святости, когда каждая его фраза будет настолько проникнута любовью, что сможет перевернуть сердце любого человека, он должен тщательно и долго готовиться к каждому выступлению перед большой аудиторией. Но мало только подготовить информацию. Надо продумать свое перемещение по залу, мимику и интонацию – эти мощнейшие средства воздействия на публику. Надо запастись несколькими дерзкими мыслями, задиристыми фразами и шутками – они помогут вытащить слушателя из болота сонливости. Обязательно следует запастись «НЗ» – двумя-тремя очень сильными по эмоциональному воздействию на предполагаемую аудиторию жизненными историями на соответствующую тему (они пригодятся, когда лекция будет на грани провала)… И выходить к слушателям можно только в том случае, если ты будешь сам очень неплохо владеть контраргументацией к собственным мыслям и идеям.
Да, сложнейшее это искусство – умение говорить! Но я глубоко убежден, что труды, затраченные на постижение риторики, окупятся с лихвой. Не зря в одной восточной притче некий претендент на престол выбрал себе в помощники не армию, а талантливого оратора. И победил всех конкурентов! Воистину: владеющий словом – владеет умами.
Я преклоняюсь перед великими мастерами произносимого слова – святителем Иоанном Златоустом, Марком Туллием Цицероном, Анатолием Федоровичем Кони, Федором Никифоровичем Плевако. Преклоняюсь, потому что завидую по-хорошему их таланту, потому – что самому приходится говорить о чем-то в залах, наполненных детьми и молодежью…
Признаться, каждое такое выступление – это каждый раз для меня сильнейшее эмоциональное потрясение. К примеру, выступаешь в ПТУ. Выглянешь так из-за кулис, а в несколькосотенном зале – чего только не происходит! Кто-то с товарищем в картишки перебрасывается, какая-то компания галдит, кто-то просто откровенно дремлет, у кого-то на соседнем ряду любовь сидит… А воздух… Воздух просто насквозь пропитан удивлением и невысказанными вопросами, типа: «Что мы тут забыли? Лучше бы пораньше домой отпустили!»
У самого же, хоть это, может, и пятидесятое выступление, – предательская слабость в руках и ногах, а в сердце – легкий такой салат из росточков паники и листочков ужаса: «Ну что, что я им скажу?! Конец учебного дня – каждому из сидящих в зале вполне законно хочется побыстрее оказаться за поднадоевшими за шесть уроков стенами… А тут – какой-то зануда в рясе!» И как раз перед тем, как я собираюсь вспомнить, с какой шутки планировал начать лекцию, дежурный педагог подает знак, что пора начинать. В голове только и пульсирует: «Господи! Выручай!!!»…
Организм, чувствуя крайнее напряжение души, выбрасывает в кровь добрый стакан адреналина… И уже через несколько минут я – это не я. В голове как будто работает пара двуядерных процессоров, сердце превратилось в урановый генератор энергии, а тело слушается будто не меня, а учебник актерского мастерства мэтра Станиславского… Говоришь, и чувствуешь каждого из сидящих в зале – их глаза, выражение лиц, настроенность… Ты весь – одно сплошное желание: «Только бы поняли! Только бы дошло!»
Каждая такая лекция – это сложное состязание, в котором противниками говорящего выступают сразу несколько весьма влиятельных врагов, собирающихся разбить лагеря прямо в аудитории: скука, сонливость, усталость, безразличие, предубежденность и скепсис.
Удалось увлечь аудиторию, удержал в течение часа внимание слушателей, увидел в их глазах осознание и понимание – молодец! Ты послужил хорошим инструментом в руках Господа. Но если случился провал, если ты не смог заинтересовать, зажечь, увлечь – виноват ты. Аудитория была неотзывчивой? А ты ожидал чего? Шквала оваций при виде тебя? Радостных лиц от одной встречи с тобой?..
Я глубоко убежден, что пока человек не достиг святости, когда каждая его фраза будет настолько проникнута любовью, что сможет перевернуть сердце любого человека, он должен тщательно и долго готовиться к каждому выступлению перед большой аудиторией. Но мало только подготовить информацию. Надо продумать свое перемещение по залу, мимику и интонацию – эти мощнейшие средства воздействия на публику. Надо запастись несколькими дерзкими мыслями, задиристыми фразами и шутками – они помогут вытащить слушателя из болота сонливости. Обязательно следует запастись «НЗ» – двумя-тремя очень сильными по эмоциональному воздействию на предполагаемую аудиторию жизненными историями на соответствующую тему (они пригодятся, когда лекция будет на грани провала)… И выходить к слушателям можно только в том случае, если ты будешь сам очень неплохо владеть контраргументацией к собственным мыслям и идеям.
Да, сложнейшее это искусство – умение говорить! Но я глубоко убежден, что труды, затраченные на постижение риторики, окупятся с лихвой. Не зря в одной восточной притче некий претендент на престол выбрал себе в помощники не армию, а талантливого оратора. И победил всех конкурентов! Воистину: владеющий словом – владеет умами.
воскресенье, 16 января 2011 г.
Очень непростая школа
Работа с детьми-сиротами – это очень непростая школа, особенностью которой являются ежедневные экзамены и ежечасные контрольные работы, причем иногда по теме, которую ты еще даже не проходил. Оценки в этой школе не отличаются разнообразием: либо у тебя все получилось на «отлично», либо ты допустил ошибку и в лучшем случае получил «кол» (в худшем – тебя выгоняют из школы).
Почему школа? Все просто. Человек, который постоянно находится в контакте с детьми-сиротами, довольно сильно меняется. Во-первых, его сердце закаляется и покрывается рубцами. Какие, к примеру, чувства овладеют вами, когда вы узнаете подробности из жизни ребенка-сироты: мама зарезала папу при детях, отчим-алкоголик подвергал насилию, сестра работала проституткой, чтобы прокормить младших детей и т. д.? Нормальный человек переполнится жалостью, услышав все это. А вот жалости испытывать как раз и нельзя! Ваша жалость помешает вам трезво наказывать или поощрять ребенка, ваша жалость позволит ему интуитивно выбрать потребительский стиль общения с вами, ваша жалость не позволит вам источать жизнелюбие и радость, которые так необходимы в работе с детьми. А подавление добрых чувств неминуемо оставляет на сердце рубцы – отсюда и закалка сердца.
Во-вторых, вы учитесь большо-о-ому терпению: попробуйте сдержать все отрицательные эмоции, видя, как вас кто-то обманывает или использует в своих целях, как ваши тяжелейшие воспитательные усилия долго не приносят видимых результатов, как горят жестокостью, черствостью и просто безграничным упрямством детские глаза! Попробуйте в состоянии крайнего возмущения и сильной обиды напомнить себе, что злость надо направлять на поступок ребенка, а не на него самого! Научиться этому непросто.
В-третьих, вы привыкаете следить за собой: к вам постоянно обращены десятки пар детских глаз. Достаточно всего лишь одного поступка, который просто может быть неверно истолкован детьми – и вашему авторитету будет нанесен непоправимый ущерб.
Перечисленное выше – всего лишь небольшая часть предметов, изучаемых в описываемой мною школе жизни. И все они – как на подбор: один сложнее другого…
Почему в нашей школе так часты экзамены и контрольные работы? А потому, что почти каждый час вам приходится принимать решения, которые требуют мобилизации всех ваших знаний, умений и способностей. Вот, к примеру, вы пошли с малознакомыми детьми в поход. Нужно носить дрова и готовить пищу, а на вашу просьбу вы получаете хорошо замаскированное предложение идти куда-нибудь подальше… Ваши действия? Заставлять силой, делая невозможным дальнейший душевный контакт с детьми? Делать все самому, теряя авторитет? Уговаривать? А как? Вы детям еще не друг, пригрозить ничем для них значимым не можете… Вот и экзамен. Неправильное решение либо отдалит от вас ребенка (это и есть «кол»), либо вообще возведет между вами непреодолимую стену (это равносильно исключению из школы). А ведь очень часто случается то, к чему вы не были готовы; то, о чем хотели подумать только завтра, то, что вы «еще не проходили»…
При таком раскладе каждая ваша серьезная беседа с кем-то из детей, каждое мероприятие, каждая проблема – это проверка вашего права идти дальше, проверка – можете ли вы делать и завтра то, что делаете сегодня.
Вообще же, людей, работающих с детьми-сиротами, я склонен считать представителями некоего особого народа, заметно отличающегося от других жителей нашей страны. Почему – объяснить трудно. Просто надо самому попробовать войти в их ряды – тогда станет понятнее.
Работа с детьми-сиротами – это очень непростая школа, особенностью которой являются ежедневные экзамены и ежечасные контрольные работы, причем иногда по теме, которую ты еще даже не проходил. Оценки в этой школе не отличаются разнообразием: либо у тебя все получилось на «отлично», либо ты допустил ошибку и в лучшем случае получил «кол» (в худшем – тебя выгоняют из школы).
Почему школа? Все просто. Человек, который постоянно находится в контакте с детьми-сиротами, довольно сильно меняется. Во-первых, его сердце закаляется и покрывается рубцами. Какие, к примеру, чувства овладеют вами, когда вы узнаете подробности из жизни ребенка-сироты: мама зарезала папу при детях, отчим-алкоголик подвергал насилию, сестра работала проституткой, чтобы прокормить младших детей и т. д.? Нормальный человек переполнится жалостью, услышав все это. А вот жалости испытывать как раз и нельзя! Ваша жалость помешает вам трезво наказывать или поощрять ребенка, ваша жалость позволит ему интуитивно выбрать потребительский стиль общения с вами, ваша жалость не позволит вам источать жизнелюбие и радость, которые так необходимы в работе с детьми. А подавление добрых чувств неминуемо оставляет на сердце рубцы – отсюда и закалка сердца.
Во-вторых, вы учитесь большо-о-ому терпению: попробуйте сдержать все отрицательные эмоции, видя, как вас кто-то обманывает или использует в своих целях, как ваши тяжелейшие воспитательные усилия долго не приносят видимых результатов, как горят жестокостью, черствостью и просто безграничным упрямством детские глаза! Попробуйте в состоянии крайнего возмущения и сильной обиды напомнить себе, что злость надо направлять на поступок ребенка, а не на него самого! Научиться этому непросто.
В-третьих, вы привыкаете следить за собой: к вам постоянно обращены десятки пар детских глаз. Достаточно всего лишь одного поступка, который просто может быть неверно истолкован детьми – и вашему авторитету будет нанесен непоправимый ущерб.
Перечисленное выше – всего лишь небольшая часть предметов, изучаемых в описываемой мною школе жизни. И все они – как на подбор: один сложнее другого…
Почему в нашей школе так часты экзамены и контрольные работы? А потому, что почти каждый час вам приходится принимать решения, которые требуют мобилизации всех ваших знаний, умений и способностей. Вот, к примеру, вы пошли с малознакомыми детьми в поход. Нужно носить дрова и готовить пищу, а на вашу просьбу вы получаете хорошо замаскированное предложение идти куда-нибудь подальше… Ваши действия? Заставлять силой, делая невозможным дальнейший душевный контакт с детьми? Делать все самому, теряя авторитет? Уговаривать? А как? Вы детям еще не друг, пригрозить ничем для них значимым не можете… Вот и экзамен. Неправильное решение либо отдалит от вас ребенка (это и есть «кол»), либо вообще возведет между вами непреодолимую стену (это равносильно исключению из школы). А ведь очень часто случается то, к чему вы не были готовы; то, о чем хотели подумать только завтра, то, что вы «еще не проходили»…
При таком раскладе каждая ваша серьезная беседа с кем-то из детей, каждое мероприятие, каждая проблема – это проверка вашего права идти дальше, проверка – можете ли вы делать и завтра то, что делаете сегодня.
Вообще же, людей, работающих с детьми-сиротами, я склонен считать представителями некоего особого народа, заметно отличающегося от других жителей нашей страны. Почему – объяснить трудно. Просто надо самому попробовать войти в их ряды – тогда станет понятнее.
Зараза безличной серости
Характерной чертой нашего времени является обезличивание: многие слушают одинаковую музыку, смотрят одни и те же телепередачи, читают одни и те же газеты и, как результат всего перечисленного, имеют одинаковое мнение. Прямо как в анекдоте, где один молодой человек сообщает другому, что решил жениться. Второй ему возражает: «Зачем? Что ты в своей избраннице нашел особенного? Чем она отличается от всех других девушек?!» - «Она не смотрит «Дом-2»…» - «Слушай, женись! Женись немедленно!! Другой такой не найдешь!»
От однообразия вкусов и интересов люди становятся скучными, а их характеры – невыразительными…
Но хуже всего, когда зараза серости поселяется в душе будущего священника. Мне кажется, что у любого человека, а тем более у семинариста, обязательно должно быть какое-нибудь хобби или увлечение. В крайнем случае, нужно хотя бы интересоваться регулярно чем-то. Если ты собираешься работать с людьми, то обязательно должен повышать свой кругозор, целенаправленно работать над своим не только духовным, но и душевным, интеллектуальным развитием – иначе кому ты будешь интересен? Не интересуясь ничем сам, кого сможешь заинтересовать?
Втройне все сказанное важно в работе с детьми: они вовсе не уверены, что тебя надо обязательно слушать, если ты им что-то говоришь от имени Церкви. К великому сожалению, для детей, не имеющих опыта церковной или просто христианской жизни, ни Священное Писание, ни церковное Предание, ни труды отцов – не являются чем-то авторитетным сами по себе. Точно так же и человек в подряснике для них далеко не всегда внушает уважение и доверие. Чтобы стать для детей кем-то значимым и сделать авторитетными свои слова, надо сперва подружится с ними или чем-то по-хорошему впечатлить. После этого уважение вполне может распространиться с уважаемого человека на его взгляды и проповедуемое им учение.
Характерной чертой нашего времени является обезличивание: многие слушают одинаковую музыку, смотрят одни и те же телепередачи, читают одни и те же газеты и, как результат всего перечисленного, имеют одинаковое мнение. Прямо как в анекдоте, где один молодой человек сообщает другому, что решил жениться. Второй ему возражает: «Зачем? Что ты в своей избраннице нашел особенного? Чем она отличается от всех других девушек?!» - «Она не смотрит «Дом-2»…» - «Слушай, женись! Женись немедленно!! Другой такой не найдешь!»
От однообразия вкусов и интересов люди становятся скучными, а их характеры – невыразительными…
Но хуже всего, когда зараза серости поселяется в душе будущего священника. Мне кажется, что у любого человека, а тем более у семинариста, обязательно должно быть какое-нибудь хобби или увлечение. В крайнем случае, нужно хотя бы интересоваться регулярно чем-то. Если ты собираешься работать с людьми, то обязательно должен повышать свой кругозор, целенаправленно работать над своим не только духовным, но и душевным, интеллектуальным развитием – иначе кому ты будешь интересен? Не интересуясь ничем сам, кого сможешь заинтересовать?
Втройне все сказанное важно в работе с детьми: они вовсе не уверены, что тебя надо обязательно слушать, если ты им что-то говоришь от имени Церкви. К великому сожалению, для детей, не имеющих опыта церковной или просто христианской жизни, ни Священное Писание, ни церковное Предание, ни труды отцов – не являются чем-то авторитетным сами по себе. Точно так же и человек в подряснике для них далеко не всегда внушает уважение и доверие. Чтобы стать для детей кем-то значимым и сделать авторитетными свои слова, надо сперва подружится с ними или чем-то по-хорошему впечатлить. После этого уважение вполне может распространиться с уважаемого человека на его взгляды и проповедуемое им учение.
пятница, 14 января 2011 г.
Парадокс
Хорошо, когда человек любит дело, которым занимается. Еще лучше, когда он не может жить без своей работы. А бывает так, что тяжело, очень тяжело нести какую-то ношу по жизни, но ты настолько с ней сросся, что она, ноша эта, стала уже частью твоего существа.
Иногда кажется, что твой предел – он уже совсем близко, что стоит протянуть руку, и можно потрогать границу твоих возможностей, что уже видно дно в чаше твоей жизненной силы!
Решаешь тихонько так отойти от дел, прилечь где-нибудь на дне… Но уже буквально через день начинаешь тяготиться спокойной жизнью, искать новые способы работы, планировать график занятости на следующую часть жизни.
Хорошо, когда человек любит дело, которым занимается. Еще лучше, когда он не может жить без своей работы. А бывает так, что тяжело, очень тяжело нести какую-то ношу по жизни, но ты настолько с ней сросся, что она, ноша эта, стала уже частью твоего существа.
Иногда кажется, что твой предел – он уже совсем близко, что стоит протянуть руку, и можно потрогать границу твоих возможностей, что уже видно дно в чаше твоей жизненной силы!
Решаешь тихонько так отойти от дел, прилечь где-нибудь на дне… Но уже буквально через день начинаешь тяготиться спокойной жизнью, искать новые способы работы, планировать график занятости на следующую часть жизни.
О ревности
Бывает часто так, что делаешь замечание человеку, но на самом деле не заботу о нем проявляешь, а свое самолюбие тешишь. Или возьмем ту же ревность. Странное это чувство, почти всегда неоднозначно: очень уж бывает непросто определить почву, которая его питает.
Кстати, о ревности. Мне – да, наверное, и другим ребятам из нашего Братства –приходится испытывать это чувство довольно часто. Вот и сейчас в сердце разжигается огонь негодования: в детский дом опять приезжали пятидесятники. «Реакция детей?» – «Сказали, что им понравилось…»
Понравилось?! Как понравилось? Почему? Ведь это наши приезды детям всегда нравились! А тут «какие-то пятидесятники»… И начинается она – ревность. Причем, на наш взгляд, совершенно справедливая и законная: «Как же так? Если дети от нас узнали о Боге и Православии, то почему они слушают еще кого-то, говорящего о Боге совсем по-другому??» Еще недавно дети нам говорили, что нас – семинаристов – они любят больше, чем других приезжих гостей, потому что мы – «свои, настоящие»! А сейчас…
Но – стоп! А действительно ли правильную ревность я испытываю? Вот, к примеру, мы дружим с детьми, учим их каким-то жизненным законам, делимся радостью знания Бога. Потом кто-то из детей выпускается из тепличных условий детдома и оказывались на голых утесах реальности, под жестоким натиском ветра проблем.
Мы стараемся держать с кем-то из ребят связь, общаемся, видимся время от времени… Но это все, что мы пока можем, и этого явно недостаточно для действительно значимой поддержки бывшего детдомовца. Конечно, не одни мы занимаемся деятельностью подобного рода, но в любом случае число людей в нашей Церкви, сотрудничающих с детскими учреждениями интернатного типа, неизмеримо меньше числа детей-сирот (которых, кстати, по статистике 2008 года, больше 32-х тысяч). При таком соотношении сил сложно надеяться на что-то действительно масштабно-серьезное.
Зная, что не всегда будем рядом, мы стараемся приучить детей к мысли о том, что они могут найти поддержку в православном храме, всегда могут обратиться к священнику за помощью. Но попасть простому и часто замкнутому подростку на прием к занятому приходскими заботами батюшке довольно сложно, а старые знакомые из пятидесятнического лагеря – пожалуйста, вот они: регулярно звонят, приглашают придти в гости, предлагают всяческую помощь.
Совершенно естественно, что дети идут к ним и находят то, без чего такой серой казалась их жизнь: человеческое тепло, дружбу и неравнодушие, не говоря уже о простой помощи.
Многие мои знакомые священники и миряне, когда узнают о регулярных приездах в детские дома протестантов и пятидесятников с возмущением и негодованием реагируют на это, предлагают поговорить с администрацией того или иного детского дома или школы-интерната, объяснить детям, что «это – сектанты, что их убеждения – не совсем правильные, что дружить с ними – плохо»…
Ну а что дальше? Здесь выбор до обиды прост: либо никто, либо КТО-ТО ДРУГОЙ, не православный. Ты заберешь у детдомовцев друзей-пятидесятников, а что дашь взамен? Два-три (в лучшем случае) своих приезда? Несколько иконок и детских книжечек? И все?! И по-прежнему только один из пяти выпускников детдома смогут построить себе полноценную, счастливую жизнь?! В таком случае лучше спокойно пить у себя дома чай, соблюдать посты и наслаждаться мыслью, что ты – «православный христианин». «При чем тут дела? Ведь главное – вера!»
Но все чаще и чаще мне в голову закрадывается предательская мысль: в то время, как мы – православные – спим, так ли уж плохи эти молодые ребята-пятидесятники, которые не ограничиваются «чаепитием и чтением Священного Писания по выходным дням», а идут и претворяют свою веру в дела, помогая вчерашним детдомовцам занять достойное место в жизни?
В завершение скажу одно: мои рассуждения – это крик души. Крик, вызванный болью. Sapienti sat!
Бывает часто так, что делаешь замечание человеку, но на самом деле не заботу о нем проявляешь, а свое самолюбие тешишь. Или возьмем ту же ревность. Странное это чувство, почти всегда неоднозначно: очень уж бывает непросто определить почву, которая его питает.
Кстати, о ревности. Мне – да, наверное, и другим ребятам из нашего Братства –приходится испытывать это чувство довольно часто. Вот и сейчас в сердце разжигается огонь негодования: в детский дом опять приезжали пятидесятники. «Реакция детей?» – «Сказали, что им понравилось…»
Понравилось?! Как понравилось? Почему? Ведь это наши приезды детям всегда нравились! А тут «какие-то пятидесятники»… И начинается она – ревность. Причем, на наш взгляд, совершенно справедливая и законная: «Как же так? Если дети от нас узнали о Боге и Православии, то почему они слушают еще кого-то, говорящего о Боге совсем по-другому??» Еще недавно дети нам говорили, что нас – семинаристов – они любят больше, чем других приезжих гостей, потому что мы – «свои, настоящие»! А сейчас…
Но – стоп! А действительно ли правильную ревность я испытываю? Вот, к примеру, мы дружим с детьми, учим их каким-то жизненным законам, делимся радостью знания Бога. Потом кто-то из детей выпускается из тепличных условий детдома и оказывались на голых утесах реальности, под жестоким натиском ветра проблем.
Мы стараемся держать с кем-то из ребят связь, общаемся, видимся время от времени… Но это все, что мы пока можем, и этого явно недостаточно для действительно значимой поддержки бывшего детдомовца. Конечно, не одни мы занимаемся деятельностью подобного рода, но в любом случае число людей в нашей Церкви, сотрудничающих с детскими учреждениями интернатного типа, неизмеримо меньше числа детей-сирот (которых, кстати, по статистике 2008 года, больше 32-х тысяч). При таком соотношении сил сложно надеяться на что-то действительно масштабно-серьезное.
Зная, что не всегда будем рядом, мы стараемся приучить детей к мысли о том, что они могут найти поддержку в православном храме, всегда могут обратиться к священнику за помощью. Но попасть простому и часто замкнутому подростку на прием к занятому приходскими заботами батюшке довольно сложно, а старые знакомые из пятидесятнического лагеря – пожалуйста, вот они: регулярно звонят, приглашают придти в гости, предлагают всяческую помощь.
Совершенно естественно, что дети идут к ним и находят то, без чего такой серой казалась их жизнь: человеческое тепло, дружбу и неравнодушие, не говоря уже о простой помощи.
Многие мои знакомые священники и миряне, когда узнают о регулярных приездах в детские дома протестантов и пятидесятников с возмущением и негодованием реагируют на это, предлагают поговорить с администрацией того или иного детского дома или школы-интерната, объяснить детям, что «это – сектанты, что их убеждения – не совсем правильные, что дружить с ними – плохо»…
Ну а что дальше? Здесь выбор до обиды прост: либо никто, либо КТО-ТО ДРУГОЙ, не православный. Ты заберешь у детдомовцев друзей-пятидесятников, а что дашь взамен? Два-три (в лучшем случае) своих приезда? Несколько иконок и детских книжечек? И все?! И по-прежнему только один из пяти выпускников детдома смогут построить себе полноценную, счастливую жизнь?! В таком случае лучше спокойно пить у себя дома чай, соблюдать посты и наслаждаться мыслью, что ты – «православный христианин». «При чем тут дела? Ведь главное – вера!»
Но все чаще и чаще мне в голову закрадывается предательская мысль: в то время, как мы – православные – спим, так ли уж плохи эти молодые ребята-пятидесятники, которые не ограничиваются «чаепитием и чтением Священного Писания по выходным дням», а идут и претворяют свою веру в дела, помогая вчерашним детдомовцам занять достойное место в жизни?
В завершение скажу одно: мои рассуждения – это крик души. Крик, вызванный болью. Sapienti sat!
четверг, 13 января 2011 г.
Тяжелый случай
Были в истории нашего Братства такие происшествия, которые заставляли трещать по всем швам выносливость и требовали намного большего напряжения, чем то, которое мы обычно считаем «сильным напрягом». Как-то раз я повез двух девочек из N-ского детского дома в Минск в модельное Агентство Саши Варламова: мы тогда работали над созданием журнала для детских домов и одна статья была посвящена современной моде. Девочки были уже довольно взрослые – по 15-16 лет, и сильно я их не ограничивал, вполне доверяя. И вот одна из них (Лена) сбежала. Я обследовал два вокзала, прочесал несколько поездов и электричек – нет ее!
Тут, надо признать, мною овладело сильное волнение – ведь по документам я нес за Лену полную ответственность, а кроме того, такой поворот дела мог бы нанести серьезный удар по репутации нашего Братства. В милицию заявлять мне не хотелось – иначе у беглянки потом будет штамп в личном деле, который может повредить при поступлении в училище… Узнав, что у Лены под Минском в деревне есть родственники (алкоголики и наркоманы), пришлось отправляться на поиски. Несмотря на ночь и грозу. Когда оказались на месте – только ахнули: ни указателей, как проехать к деревне, ни фонарей! Полдеревни меня приняли за грабителя (это когда я стучался к ним в дома)… Все-таки нашли родственников. Те заявили, что отправили Лену назад в детский дом. Я на ночной электричке – туда; в детдоме Лены, естественно, не оказалось. Мне объяснили воспитатели, что надо силой вламываться в дом – она будет там точно. Пришлось ехать назад, искать друзей-спортсменов (чтоб вид был повнушительнее)… Потом думаю: «Это же может случиться поножовщина, если мы вот просто так вломимся – надо, значит, взять с собой милиционера, который бы не стал заявлять никуда…» Через длинную цепочку друзей милиционера мы все-таки нашли. В 5 утра вломившись в дом, где скрывалась Лена, поставили лицом к стене всех, кто мог стоять, и произвели обыск. Лена пряталась за печкой…
Привезя девочку в детский дом, мы попросили директора не наказывать ее: ведь какой бы дом ни был, какие бы там опустившиеся люди не жили, ребенка всегда туда будет тянуть. Полгода Лена со мной не разговаривала и, что удивительно, сама несколько раз подходила к директору с вопросом: почему же ее не наказывают? В конце концов, Лена попросила у меня прощения…
Были в истории нашего Братства такие происшествия, которые заставляли трещать по всем швам выносливость и требовали намного большего напряжения, чем то, которое мы обычно считаем «сильным напрягом». Как-то раз я повез двух девочек из N-ского детского дома в Минск в модельное Агентство Саши Варламова: мы тогда работали над созданием журнала для детских домов и одна статья была посвящена современной моде. Девочки были уже довольно взрослые – по 15-16 лет, и сильно я их не ограничивал, вполне доверяя. И вот одна из них (Лена) сбежала. Я обследовал два вокзала, прочесал несколько поездов и электричек – нет ее!
Тут, надо признать, мною овладело сильное волнение – ведь по документам я нес за Лену полную ответственность, а кроме того, такой поворот дела мог бы нанести серьезный удар по репутации нашего Братства. В милицию заявлять мне не хотелось – иначе у беглянки потом будет штамп в личном деле, который может повредить при поступлении в училище… Узнав, что у Лены под Минском в деревне есть родственники (алкоголики и наркоманы), пришлось отправляться на поиски. Несмотря на ночь и грозу. Когда оказались на месте – только ахнули: ни указателей, как проехать к деревне, ни фонарей! Полдеревни меня приняли за грабителя (это когда я стучался к ним в дома)… Все-таки нашли родственников. Те заявили, что отправили Лену назад в детский дом. Я на ночной электричке – туда; в детдоме Лены, естественно, не оказалось. Мне объяснили воспитатели, что надо силой вламываться в дом – она будет там точно. Пришлось ехать назад, искать друзей-спортсменов (чтоб вид был повнушительнее)… Потом думаю: «Это же может случиться поножовщина, если мы вот просто так вломимся – надо, значит, взять с собой милиционера, который бы не стал заявлять никуда…» Через длинную цепочку друзей милиционера мы все-таки нашли. В 5 утра вломившись в дом, где скрывалась Лена, поставили лицом к стене всех, кто мог стоять, и произвели обыск. Лена пряталась за печкой…
Привезя девочку в детский дом, мы попросили директора не наказывать ее: ведь какой бы дом ни был, какие бы там опустившиеся люди не жили, ребенка всегда туда будет тянуть. Полгода Лена со мной не разговаривала и, что удивительно, сама несколько раз подходила к директору с вопросом: почему же ее не наказывают? В конце концов, Лена попросила у меня прощения…
вторник, 11 января 2011 г.
О тех, кто действительно достоин похвал
За годы работы в составе Братства, мне не раз приходилось слышать нелестные слова не только в свой адрес, но и в адрес Братства, и в адрес всех миссионеров вообще. Сейчас, конечно, чаще хвалят. Как хвалят и всякого активного и полезного деятеля Церкви. Но мне кажется, что какую бы ни приносил пользу священник (или мирянин) на ниве церковного служения, всегда большей похвалы достойна его супруга. Ведь наши жены – это наш тыл. Наши жены – это источник нашего вдохновения.
Нередко бывает так, что проблемы и трудности проходят по тебе слоновьими ногами. Многие из них продолжают тяготить твое сердце даже тогда, когда ты приходишь домой, будучи выжатым как лимон. И тогда вся эта тяжесть ложится на плечи любящей жене, в дополнение к заботам о доме, о детях, о тебе… И как бы мы ни старались оградить свою семью от тяжести той работы, которую мы выполняем, жена по свойственной ей чуткости все равно нас раскусит и постарается нас поддержать…
Мы – мужчины, и решать проблемы, преодолевать трудности – это свойство нашей природы. А вот нашим женам, которых мы считаем значительно более слабыми, чем мы сами, приходится нести иногда и нас. Низкий поклон им за это.
За годы работы в составе Братства, мне не раз приходилось слышать нелестные слова не только в свой адрес, но и в адрес Братства, и в адрес всех миссионеров вообще. Сейчас, конечно, чаще хвалят. Как хвалят и всякого активного и полезного деятеля Церкви. Но мне кажется, что какую бы ни приносил пользу священник (или мирянин) на ниве церковного служения, всегда большей похвалы достойна его супруга. Ведь наши жены – это наш тыл. Наши жены – это источник нашего вдохновения.
Нередко бывает так, что проблемы и трудности проходят по тебе слоновьими ногами. Многие из них продолжают тяготить твое сердце даже тогда, когда ты приходишь домой, будучи выжатым как лимон. И тогда вся эта тяжесть ложится на плечи любящей жене, в дополнение к заботам о доме, о детях, о тебе… И как бы мы ни старались оградить свою семью от тяжести той работы, которую мы выполняем, жена по свойственной ей чуткости все равно нас раскусит и постарается нас поддержать…
Мы – мужчины, и решать проблемы, преодолевать трудности – это свойство нашей природы. А вот нашим женам, которых мы считаем значительно более слабыми, чем мы сами, приходится нести иногда и нас. Низкий поклон им за это.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)